Дополнял число избранных вечно молчащий,
независимый Тевтам. Отряды этих людей разделили Габиену на
маленькие сатрапии, внутри которых признавали власть только
своего владыки. Несмотря на то, что войск у Эвмена было столько
же, сколько у всех у них вместе взятых, безопасность лишала его
львиной доли авторитета.
Встречи сатрапов обставлялись так, словно это были переговоры
независимых правителей. Непременная свита, до сотни богато
вооруженных всадников, сопровождала каждого. А если они
съезжались вместе, палатки и шатры образовывали настоящий
лагерь.
Через три дня после зимнего солнцеворота такой лагерь вырос на
территории Эвмена. После совместной охоты сатрапы собрались в
шатре Александра и устроили перед царским троном пир. Калхас в
охоте участия не принимал - Гиртеада жаловалась, что ребенок в
ее животе очень беспокоится - и на пир появился к тому времени,
когда он достиг зенита.
Гигантский шатер наполнял жирный чад от жертвенного алтаря,
установленного перед доспехами Царя. На столах лежали остатки
запеченной, зажаренной дичи, кое-где были видны розоватые лужицы
вина. Только что внесли новые блюда - фрукты в меду, медвяный
горошек, сладкие хлебцы и сладкую кашу из пшеницы. Виночерпии
наполняли колоколообразные кратеры тягучим сладким вином,
разбавляя его водой, пахнущей розовым маслом. Служки разносили
их по столам, подковой охватывавшим царский трон и разливали
смесь в чаши пирующих.
Калхас устроился между Иеронимом и Филиппом. Некоторое время он
пил вино, не обращая внимания на то, что происходит вокруг.
Гиртеада тяжело переносила последние недели беременности, и это
все больше заботило его. Только третья чаша сумела отвлечь и
успокоить. Калхас стал оглядываться по сторонам и обнаружил, что
почти все пирующие внимают стоящему перед алтарем Певкесту.
Певкест был низким, грузным человеком. С трудом верилось, что
когда-то он слыл храбрейшим из телохранителей Царя. Несколько
лет, проведенных во главе богатой, изнеженной провинции
превратили его в мирное существо - по крайней мере внешне.
Сбитый к верхней губе, массивный нос делал Певкеста похожим на
овцу. Борода - завитая, крашеная на персидский манер
охрой - вместо толики величественности добавляла к его облику
обывательскую нелепость. Человек не знающий не принял бы
Певкеста за сатрапа. Скорее он напоминал пожилого
добропорядочного отца семейства. Сегодня винные пары привели его
в сентиментальное и одновременно приподнятое настроение. Со
слезами на глазах и воодушевлением в голосе он в несчетный раз
уже рассказывал о своей преданности Александру.
- ... Я был там - в земляном городе маллов, где Его
ранили, и кровь Царя лилась на мои руки. Лестница обломилась,
когда Он уже спрыгнул на ту сторону стены. А мы - нас-то с Ним
было всего трое! - не успели Его остановить. Мы последовали за
Царем. Абрея тут же убили, Леонната поразили в ногу, лишь я
остался рядом с Ним.- Певкест молитвенно протянул руки к
трону: - Царь, Ты не думал об опасности! Ты один мог бы
разогнать толпу этого полуголого сброда. Но они пустили тучу
стрел и несколько вонзилось в Твою грудь.- Сатрап закрыл
глаза. Его лицо омрачила тень от болезненного
воспоминания.- Ты рассвирипел. Ты завалил мертвыми врагами все
вокруг себя. Но по Твоим доспехам текла кровь... Я увидел, что
царская рука слабеет, а движения становятся неверными. Он
покачнулся,- Певкест качнулся сам,- и под восторженные вопли
индийцев упал на землю. Я проклинал небеса, проклинал этот
злосчастный город, проклинал себя. Мы с Леоннатом - тот стоя на
одном колене - прикрыли тело Царя, думали умереть тут же,
рядом, но Зевс над нами смилостивился. Пришла наконец подмога и,
словно почувствовав это, Царь зашевелился. Опираясь на мое
плечо, Он поднялся на ноги и смотрел, как избивают индийцев.
Подобно опытному актеру Певкест сделал задумчивое лицо и
ненадолго умолк. Пирующие знали его рассказы досконально, но
каждый раз шумно выражали одобрение.
- А когда мы вынули из Его груди наконечники, кровь
хлынула мне на руки, и Царь потерял сознание.- Было видно, что
сатрап готов заплакать.- Она все шла, и мы никак не могли ее
остановить. Он был белее снега на вершинах Тавра... Его
положили на корабль, повезли к лагерю. Там уже распространился
слух, что Царя убили. Ты, Эвмен, ты, Филипп, ты, Эвдим,- все
вы были на берегу вместе с тысячами воинов, с тысячами
воинов... Помните, как сняли палатку на носу судна - и Он
поднялся с ложа, дабы помахать всем вам рукой?
- Мы рыдали! - воскликнул Филипп.
- Рыдали! Больше я никогда не увижу так много радости в
слезах.- Певкест наклонился к щиту Александра, стоявшему у
подножия трона, и облобызал его.
Когда сатрап повернулся к залу, лицо его стало пасмурным. Не
доходя до своего ложа, он остановился и обратился к Эвмену:
- Но ты был в лагере, когда Царь истекал кровью.
- Это упрек? - спокойно спросил стратег.
- Один я из всех присутствующих здесь был рядом с
Царем! - лицо Певкеста изменилось. Оно стало
надменно-ледяным.- Я слышал его слова, которые мне казались
последними, и которых не знает никто. Многие сейчас почитают
себя за близких к Царю людей, но им ни разу не приходилось
закрывать его грудью от врага.
По залу пробежал настороженный гул. Антиген с холодным
любопытством смотрел на Эвмена. Иероним сокрушенно качал
головой. Остальные перешептывались, смущенно прятали глаза.
- Честь тебе и хвала,- не менее спокойно, чем мгновением
раньше сказал стратег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50