— Значит, это тебя все-таки интересует? — усмехается он. — Так вот, представь себе, что маленький толстяк, руководящий их винокурней…
— Мак-Орниш?
— Ну! Он при пушке.
— Не может быть!
— Я ее видел и потрогал, когда вытирал крем с его селедки. Тоже большой калибр. Наверное, они их тут коллекционируют!
Я сажусь на постель. У Синтии в сумочке был пистолет7 девятого калибра, старуха Дафна, хотя калека, запирается, чтобы поработать с таинственной шкатулкой. Сэр Конси-младший пытается набить мне морду, а директор завода, выпускающего виски, садится за стол с пушкой. Странные люди, верно?
— Это еще не все! — продолжает Громогласный.
— Может, ты мне скажешь, что у парализованной. старухи в трусах спрятан автомат?
— Нет, а вот любитель собственных бубенцов очень способный механик.
— Объясни.
Мамонт подмигивает, берет меня за руку, ведет к кровати с колоннами и делает знак встать на стул. Я, под впечатлением от его настойчивости, подчиняюсь.
— Надо всегда остерегаться кроватей с балахонами, — наставительно заявляет он.
— Почему? — спрашиваю я, даже не исправляя его очередной безграмотный ляп.
— Подними край паланкина.
Я поднимаю край балдахина и вижу завернутый в носок Берюрье похожий на фрукт предмет, прицепленный под тканью. Преодолев отвращение, я снимаю носок, что само по себе незаурядный подвиг… Фрукт оказывается микрофоном.
— Провод идет через весь паланкин уходит в стенку, — объясняет мне Толстяк. — Кажется, к нам прислушиваются, а?
— Похоже на то. Я слезаю со стула.
— Почему ты решил, что его установил Мейбюрн?
— Потому что видел днем, как он вошел в соседнюю комнату со штукой, похожей на проигрыватель, и большим мотком провода. Тогда я не обратил на это внимания, но сейчас, после этого издевательства… Я скрутил спиннинг в твоей комнате, потому что она больше моей.
— Что у тебя за идеи!
— Завтра утром, старина, я собрался на рыбалку… Так что тренируюсь. Я целюсь в лилию на балдахине, цепляю ее крючком, подтягиваю, подхожу снять крючок, поздравляя себя, и обнаруживаю это. Нас засекли, парень. Если хочешь мой совет; надо действовать быстро и смотреть в оба.
Я соглашаюсь.
Несмотря на своеобразную манеру прислуживать за столом, инспектор Берюрье хорошо поработал как полицейский.
— Слушай, — решаю я, — иди спать. Ко мне должны прийти.
— Блондинка?
— Ты попал в точку. Так что освободи поле для маневра. Он вздыхает:
— Я думаю о хозяйке гостиницы, Сан-А. Ее худоба давала мне отдохнуть от моей Берты, которая немного тяжеловата. Но теперь мне кажется, что я слишком идеализировал ее и трахнул корпус часов.
Он вытаскивает из кармана вторую бутылку “Мак-Геррела”.
— Знаешь, что я подумал, — говорит он. — Эта штука, конечно, не сравнится с мюскаде, но с ней не надо обогревателя. Ладно, чао. Желаю хорошо повеселиться.
Я остаюсь один совсем ненадолго. Через пять минут в дверь начинают скрестись. Я открываю дверь и вижу Синтию в прозрачном пеньюаре, от которого захватывает дух. Такую красотку кто угодно возьмет с закрытыми глазами и с распростертыми объятиями, забыв даже спросить гарантийный талон.
— Брр, какой холод в этих коридорах, — говорит она и бежит в мою постель.
Она без церемоний забирается под одеяло и смотрит на меня, веселясь от моего ошеломленного вида.
Мы не разговариваем. Чего тут говорить? Немое кино более выразительно. Для начала я показываю ей документальный фильм “Гадюка в зарослях”, потом перехожу к полнометражной ленте…
Идет уже четвертая часть, как вдруг Синтия издает приглушенный крик. Я прерываю сеанс и оборачиваюсь, что весьма непросто сделать, если выполняешь деликатную работу киномеханика. И угадайте, что я вижу? Слабо? Привидение!
Вы правильно прочли: привидение.
Оно закутано в белый саван и движется по комнате. На месте головы горит зеленоватый огонек. Оно продвигается шагом канатоходца, приближаясь к нашей кровати. Синтия закричала бы от ужаса, если бы я инстинктивно не зажал ей рот ладонью. Главное, чтобы не было скандала!
Я люблю сверхъестественное — оно добавляет жизни остроты, но мне не нравится, когда оно срывает мне ралли на траходроме.
Призрак подходит еще ближе и вдруг спотыкается о стул. Зеленоватое пятно света качается, падает на пол, а привидение принимается вопить:
— Ой, твою мать! Я сломал палец на ноге.
Я включаю свет. Берю пытается выбраться из простыни, которой обернулся. У его ушибленной ноги лежит маленький электрический фонарик с зеленой лампой, который он держал (чуть не сказал — в зубах) в губах.
Разъяренный, я вскакиваю с кровати в костюме Адама и хватаю его за саван.
— Мерзавец! Шут! Кретин! Идиот! Дебил от рождения! Позор рода людского! — перечисляю я выражения, которые, по моему мнению, подходят к нему лучше всего.
Он хнычет:
— Да чего ты! Пошутить, что ли, нельзя? Это французский юмор!
Мощным ударом ноги пониже спины я вышвыриваю его из комнаты. Он возвращается к себе, бормоча извинения и подвывая.
— У вас очень удивительный слуга! — обиженно замечает Синтия.
Я достаю мою палочку-выручалочку для экстренных случаев и начинаю ей врать. Берю, мол, мой однополчанин, он спас мне жизнь, и я взял его на службу… Но вот беда, он пьет. Я много раз пытался его уволить, но он приходит в такое отчаяние, что… Короче, мы возобновляем прерванный сеанс.
Синтии фильм нравится. Она кричит “бис”, и я спешу перемотать ленту для повторного показа. И тут я улавливаю позади себя шорох. Спокойно протягиваю руку к выключателю, нажимаю на кнопку: ноль, нет тока.
— Что там? — шепчет моя очаровательная партнерша. — Опять он?
— Да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40