Хорошее начало. Я никогда не упускаю мимолетную любовь. Я горячий сторонник сближения с массами и сейчас только и хочу сблизить свою массу с ее.Вы слышали об усталости бойца? Тип, придумавший этот термин, знал психологию отдыхающего воина как свои пять пальцев.Мои похождения вызвали у меня голод и натянули нервы, как струны. А ничто так не снимает нервное напряжение, как хорошенькая куколка. Не верите — обратитесь к своему врачу.Фрида приносит мне тарелку ветчины шириной с щит гладиатора.Я глажу ее по крупу, потому что это обычное обхождение с кобылами и служанками. Хотя оно не совсем соответствует правилам хорошего тона, зато всегда дает хорошие результаты Фрида награждает меня новой улыбкой, еще шире, чем первая.— Францюз? — спрашивает она.— Да, — отвечаю я по-немецки. Все гретхен питают к нашим парням особую склонность, а наши парни, даже исповедующие интернационализм, имеют в трусах достаточно патриотизма, чтобы быть на высоте своей репутации.Назначить этой куколке свидание в моей комнате — детская игра для человека, завалившего в жизни столько девок, что надо нанимать бухгалтера и дюжину секретарш, чтобы их всех пересчитать!Я проглатываю ветчину, осушаю бутылку и дружески прощаюсь с хозяином.Через пять минут Фрида скребется в мою дверь. У нее явно свербит. Когда у девчонки свербит, она всегда чешет дверь. Причем дверь мужчины…Я не заставляю ее ждать.Сказать, что дело идет успешно, — значит сильно преувеличить. Фрида напоминает телку даже в любви. Пока вы ведете с ней большую игру, она остается статичной, как увесистый брикет масла.Я просыпаюсь около десяти часов утра. Между шторами пробивается луч солнца, с первого этажа поднимаются вкусные запахи.Моя дверь приоткрывается, и появляется пухленькая мордашка Фриды, блестящая, как кусок туалетного мыла.— Господа францюзски официрен спрашивают вас! — сообщает мне она.Она подходит к моей кровати и подставляет губы. Я ее чмокаю и встаю.Через несколько минут в обеденном зале гостиницы я нахожу целый штаб. Мой вчерашний лейтенант, полковник и офицер немецкой жандармерии потягивают из большой бутылки “Трамье”.Заметив меня, лейтенант встает.— Вот Нико, который заметил убитого, — сообщает он полковнику.У полковника седеющие волосы и маленькие усики. Он приветствует меня кивком.— Очень запутанное дело, — говорит он.— Правда? — переспрашиваю я.— Да… Мы навестили Бунксов вместе с представителями немецкой полиции. Труп принадлежит сыну хозяина дома, Карлу.— Вы поймали убийцу? Он пожимает плечами.— Я офицер, а не легавый, — ворчит он. По слову “легавый” и тону, каким оно произнесено, сразу становится понятно, что представители данной профессии не пользуются его уважением. Он продолжает:— По всей очевидности, это месть. Бунксы являются активными сторонниками франко-германского сближения… Карл Бункс был атташе германского посольства в Париже. Примерно две недели назад он исчез… Сегодня утром я разговаривал по телефону с Парижем. Очевидно, он приехал домой. Кто-то из местных жителей, не приемлющих сотрудничество между нашими странами, встретил его, узнал и свел счеты… Случаев такого рода масса… По заключению экспертизы, смерть этого парня действительно наступила около двух недель назад.Я слушаю его объяснения с вниманием глухого, старающегося не пропустить ни одного движения губ собеседника.— Наверное, семья потрясена, — шепчу я. Он опять пожимает плечами.— Немцы всегда готовы к катастрофам, поэтому всегда нормально воспринимают, когда им на голову падает крыша.Я с беспокойством смотрю на сопровождающего его жандарма. Полковник перехватывает мой взгляд и сообщает:— Он не понимает по-французски. Мне хочется задать один вопрос, но я не решаюсь из боязни показаться слишком любопытным.— Как так вышло, что никто не обнаружил его раньше? — все-таки спрашиваю я. — Странно, да?Полковник как будто только и ждал эту фразу. Углы его губ кривятся в гримасе.— Это даже очень странно… — шепчет он. Неожиданно повернувшись, он хватает меня за лацканы пиджака.— Но еще более странно, месье… э-э… хм… Нико… то что вы смогли заметить его с дороги.Мой чайник окутывает теплый туман.— Как так? — бормочу я.— Да, — повторяет офицер, — как? Как вы смогли его заметить с дороги, в то время как он лежал в сотне метров от нее и между ним и дорогой находится теннисный корт?Я чувствую укол в мозгах. А еще лег с чувством выполненного долга! Кретин! Надо же было принять ограду теннисного корта за забор, идущий вдоль дороги.Бесконечная минута полного молчания, в котором слышно, как булькает серое вещество каждого присутствующего.— Забавно, — выговариваю я.— Нет, — поправляет полковник, — странно, не более… Он наливает себе стаканчик белого, выпивает, ставит его и говорит:— Хоть я и не полицейский, все же хочу раскрыть эту тайну. Человек, способный увидеть среди ночи труп, находящийся в ста метрах от него, за препятствием, должен обладать даром ясновидения, месье… э-э… Нико. Или иметь особые способности к нахождению трупов… В обоих случаях он вызывает к себе интерес.Я понимаю, что попал в жуткий тупик. Придется раскрывать карты.— Господин полковник, я могу поговорить с вами без свидетелей?Он колеблется, но, мой настойчивый взгляд заставляет его решиться.Я увожу его в глубь зала, в амбразуру окна. Здесь по крайней мере можно быть уверенным, что находишься вне досягаемости для любопытных глаз и ушей.Я расстегиваю пиджак, разрываю в одном месте шов, который здесь специально сделан не очень крепким, достаю мой специальный жетон и показываю его полковнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35