Я взвываю от боли. Кристия ловко пользуется полученным преимуществом. Быстрая, как пантера, она бросается на другую мою руку, ту, в которой я держу пистолет, и вырывает его прежде, чем я успеваю понять, что происходит.Я даже не пытаюсь вернуть себе оружие. Уже слишком поздно. Она начеку… Я ограничиваюсь тем, что вытаскиваю из ладони булавку и нажимаю на ранку, из которой выступает капля крови.— Не беспокойтесь из-за этой маленькой дырочки, — говорит девица. — Я проделаю в вас другие, побольше, наберитесь терпения… Только я хочу знать…— Что, моя красавица?— Что известно русским?Тут мне хочется засмеяться, потому что именно этот вопрос задал бы я сам, если бы разговор начинал я. Смотрю на нее, ожидая продолжения.— О чем? — спрашиваю.Она указывает на мужчину, работавшего на ней несколько минут назад.— О Дмитрии! Они знают, что он жив?Дмитрий! Этого малого зовут Дмитрием! Значит, он русский! Он… Я улыбаюсь.— Вы смеетесь из бравады? — спрашивает она.Нет, не из бравады. Я смеюсь потому, что, даже когда вас держат на мушке с явным намерением нашпиговать свинцом, вы не можете удержаться от улыбки, если у вас на глазах замыкается круг. А круг замкнулся герметически. Кусочки головоломки встали на свои места. Я ошибся, когда сказал в посольстве, что никто из их людей не был похищен. Нет, их атташе похитили. Мы!Это настолько забавно, что я не могу удержаться, чтобы не объяснить все Кристии. Было бы слишком глупо сдохнуть с этой потрясной историей в чайнике.Я ей объясняю, как по просьбе русских начал поиски их якобы похищенного атташе, как по их наводке похитил того, кого считал сыном Бункса, чтобы заставить его выдать секрет… Как, опять же по их совету, мы проделали трюк с трупом… “Признаюсь, что я в этом ничего не понимаю”, — говорю в заключение.Она прищуривает глаза… Кажется, ее посетили глубокие мысли.— Зато я понимаю, — еле слышно говорит она.— Вам нетрудно просветить меня?Даже если бы я не просил, она бы рассказала. Она будет говорить по той же причине, что и я: подталкиваемая непреодолимым желанием высказать свои мысли, думать вслух.— Они похитили моего брата около месяца назад, — говорит она, — но не могли в этом признаться из-за…— Из-за ваших отношений с ними?— Вот именно! Они действовали как чемпионы в дипломатии… Как и всегда! Заставив вас привезти труп моего брата, они обеляли себя…— Подождите, — останавливаю я ее, — я запутался… Если они похитили вашего брата, значит, знали, что мы арестуем не его, а какого-то другого Бункса?— Как бы то ни было, они не ожидали, что это будет Дмитрий. Он был одним из них… до знакомства со мной. Ее лицо освещается торжествующей улыбкой.— Он бросил их ради меня. А я, чтобы обеспечить его безопасность, сумела устроить его в немецкое посольство под видом моего кузена, тоже Бункса… Дмитрия арестовали вы, а я думала — Советы. А они думали, что мы.Я никогда не видел такой серии рикошетов. Жюль думал, что Поль спер часы Луи, а Луи считал, что Жюль стырил велик Поля… Это могло продолжаться долго. А Сан-Антонио играл роль собачки, приносящей брошенную палку. С одной стороны, он прикрывает похищение, с другой — ищет дичь… Никогда еще такое количество народу не принимало меня за вытертый половик. Никогда еще ни одного сотрудника Секретной службы не выставляли на такое посмешище!— А кто был парень, загнувшийся в Страсбуре от полиомиелита?— Наш человек. Он перевозил бомбу, советского производства, собранную нами…Новый луч света для меня.Я и забыл, что папаша Бункс промышленный магнат! У него есть исследовательские лаборатории… Он заключил союз с русскими, чтобы производить новое оружие… Только это было сотрудничество на ножах, где один компаньон норовит подставить ножку другому.— Почему вы думали, что вашего брата захватили Советы?— Карл был противником этого сотрудничества и в довольно резких выражениях упрекал за него отца… Они это знали и…— Понятно.Кристия подходит к Дмитрию и ласково гладит его по голове. Но она не слюнтяйка и обходится без обычных бабьих всхлипываний и причитаний. Она очень спокойна, полностью владеет собой. Я смотрю на ее белые шелковые трусики, валяющиеся на полу, и вспоминаю увиденную здесь сцену.При этом воспоминании я невольно краснею.— Вы знаете его сестру? — спрашиваю я, указывая на Дмитрия.— Рашель? — отвечает она. — Да, видела во Фрейденштадте. Она приезжала туда, думая, что нам известно, что стало с ее братом…Я вздыхаю.— Что-то не так? — спрашивает Кристия. Я думаю, что жизнь — омерзительная штука. Она омерзительна потому, что Рашель голосовала на дороге совершенно случайно… Только из любопытства, из-за этого проклятого женского любопытства она обыскала мой бумажник и шмотки у мамаши Бордельер. Я ее интриговал, она догадывалась, что я не такой человек, как все… и случайно нашла булавку своего брата… А я…А я ее подло убил, потому что все эти сволочи стараются перехитрить друг друга, а меня держат за шута. Я убил простую девушку, искавшую своего брата; девушку, которая мне нравилась…— Вы выглядите очень меланхоличным, — говорит Кристия Бункс. — Это жизнь наводит на вас грусть? Успокойтесь, ей осталось недолго досаждать вам.Я смотрю на нее, на мой шпалер в ее руке.— Ах да, — говорю, — с этими взаимными откровениями я совсем забыл о ситуации. Я должен был догадаться, что вы оставили себе эту машинку не затем, чтобы положить ее под стекло вместе с букетиком цветов.— Все острите?— Приходится, — вздыхаю я. — Это единственное утешение, которое мне осталось.— Вас пугает смерть?— Совсем немного. Мы с ней давние приятели.— В таком случае она, надеюсь, будет рада встрече с вами, — замечает она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35