— Как поживает Люлю?— Какая Люлю? — уточняю я.— Но… Киска, с которой ты был, когда я уезжал из Парижа!Я разражаюсь громким хохотом.— Что стало с твоей зеленой рубашкой в полосочку? — спрашиваю я.— С какой рубашкой? — хмуро ворчит Рибо.— С той, которая была на тебе, когда ты уезжал из Парижа… Мой бедный толстячок! Да я даже не знаю, о какой Люлю ты говоришь!— Короче, — замечает он, — ты не меняешься!— Да, я привык менять девочек и меняю их до сих пор… Это скорее вопрос гигиены, нежели чувств, но я приехал сюда не затем, чтобы рассказывать о своих победах, и даже не измерять объем твоей талии.— Работа?— В общем, да.— Идешь по следу?— Можно сказать и так.— Охотишься за кем-то опасным?— Он совершенно безопасен! Менее опасен, чем новорожденный младенец… Речь идет о мертвеце.— О мертвеце?— Да.— Кто это?— Я его не знаю… Впрочем, его личность меня не интересует… вернее, интересует очень мало! Мне нужен покойник, и этот подходит.Рибо находится в двух шагах от апоплексии.— Тебе понадобился покойник?— Я тебе это только что сказал.— Зачем он тебе? — выблеивает он.— Не затем, чтобы перекинуться с ним в картишки, естественно. От жмурика нельзя требовать многого. От этого я прошу одного: оставаться мертвым. Не могу сказать тебе больше. Как говорит Старик, служебная тайна. Я и так наговорил слишком много.Рибо, может, и обидчив, но к работе относится с уважением. Когда коллега говорит, что не может распространяться, он не настаивает.— Ладно… И чем я могу помочь?— Я нашел в орлеанском морге подходящего типа. Но прежде чем забрать его, я хочу убедиться, что этот жмурик свободен, то есть что никто не придет его требовать. Ты сообщишь мне некоторые подробности о личности и жизни этого малого.Я говорю ему, какого типа имею в виду, и он берет курс на телефонную кабину.— Ну вот, — сообщает он по возвращении, — я поручил моим ребятам заняться твоей историей. Через полчаса получишь все детали. Может, пока поедим сырку? В этом заведении он просто чудо…— Ты роешь себе могилу зубами, — мрачно говорю я. Он пожимает плечами:— Возможно, но, принимая во внимание мои габариты, работы еще непочатый край.Дверь в питейное заведение открывается, и входит тип, тощий, как государственная казна Франции. Он подходит к нашему столику и здоровается.— Это Дюбуа, — говорит мне мой коллега так, словно вся моя предшествующая жизнь была лишь подготовкой к дню, когда я познакомлюсь с Дюбуа.Рибо обращается к своему подчиненному:— Садись и расскажи комиссару Сан-Антонио все, что знаешь, а за это время тебе приготовят сандвич.Жратва для Рибо — это забота номер один. Он думает только о ней. Наверное, у него в брюхе живет солитер длиной с рулон обоев.Дюбуа принадлежит к типу незаметных трудяг. Он из тех, кто покупает себе один костюм на десять лет, дома мелет кофе и моет посуду, при этом регулярно делая детишек своей благоверной. Должно быть, когда ему приносят пособие на детей, почтальону приходится укладывать деньги в чемодан… В общем, представляете себе, да?— Ну что? — очень доброжелательно спрашиваю я.— Значит, так, — приступает он к делу, — фамилия умершего, о котором идет речь, Пантовяк…— Поляк?— Да. В Орлеане прожил пару недель. Ни к кому не ходил, гостей не принимал. Если у него есть семья, то она, полагаю, осталась в Польше… Мотивы его жеста отчаяния остаются неизвестными…В ораторском стиле Дюбуа я узнаю влияние Рибо. Мой приятель научил своих парней говорить газетным стилем: с большим количеством готовых образных выражений и фраз, какие можно найти в любом разговорнике для иностранцев.Он продолжает:— Это был человек, мрачный по характеру. Коллеги по работе думали, что он приехал в наш город после любовной неудачи… Он с тоской смотрел на девушек, а иногда плакал…— О'кей, — бормочу я.Только что услышанные сведения укрепляют мою уверенность в том, что я нашел идеального мертвеца.— Твой пшек мне подходит, — говорю я Рибо, — я его усыновляю… За ним приедет катафалк с нашим шофером. Подготовь бумаги для транспортировки. Парень уезжает в Париж; официально по требованию кузена. Понял?— Ладно.Рибо смотрит на меня туманным взглядом.— Ты когда уезжаешь? — спрашивает он меня.— Немедленно.— А не можешь задержаться на часок?— Зачем?— Я знаю одно местечко, где готовят печеного цыпленка по беррийскому рецепту. Это — шедевр французского кулинарного искусства.— Вперед, на цыпленка! — кричу я со смехом…В конце дня труп прибыл по назначению и лежит в маленьком конференц-зале здания, где располагается Секретная служба, в которой я работаю в звании комиссара.Шеф наклоняется над покойником.— Вы его измерили? — спрашивает он парня из лаборатории, присутствующего при сеансе.— Метр восемьдесят три, шеф!— Подойдет… Теперь вопрос зубов… Вернее, зуба…— Мы ждем хирурга-дантиста. Он удалит нужный малый коренной и заменит его другим.— Наверное, на трупе это будет непросто. — замечаю я.— Ему за это платят, — отрезает шеф, который терпеть не может массу вещей, включая замечания.— Значит, можно действовать?— Давайте…Парень из лаборатории уходит и возвращается несколько минут спустя в сопровождении коллеги с чемоданом. Тот достает из кармана резиновые перчатки, надевает их и открывает чемоданчик.Внутри лежит мужская одежда: почти неношенный серый костюм хорошего покроя, белая нейлоновая рубашка, черный галстук, черные носки, черные кожаные ботинки.Парни раздевают поляка и начинают обряжать в шмотки, принесенные с собой, не забыв начать с трусов…Шеф присутствует при этом стриптизе наоборот.— Может подойти, — говорит он.— Все подходит, — отвечает сотрудник лаборатории, — кроме ботинок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35