— Привет от Деда Мороза.Его губы слабо шевелятся, а рука ныряет под пиджак. Но если предупрежденный человек стоит двух, то тот, кого дважды застали врасплох, стоит целой толпы. Не успел он закончить движение, как я влепил ему маслину точно в жирок его руки.— Лежи спокойно, козел!Ярость придает “бобрику” сил. Хотя он уже готов к большому путешествию на тот свет, ему все же удается сесть на задницу.— Опять ты, мусор! — ворчит этот несчастный.— Да, дружок, опять я. Все время я. Не рассчитывал же ты увидеть меня добровольно вступившим в войска СС, с целью утешиться после похищения моей любимой? Хватит трепаться. Я полагаю, ты достаточно умен, чтобы понять разницу между жалким манекеном вроде тебя, чье пузо открыто всем ветрам, и злым парнем, готовым нашпиговать тебя свинцом? Так что отвечай на мои вопросы. Первое: что вы сделали с Жизель и где она?Он смотрит на меня глазами взбесившегося волка. Две складки окружают его сжатые губы скобками.— Не хочешь отвечать?На его лице не шевелится ни один мускул.— Ты глуп, как щенок. Если не заговоришь, я исполню на твоих костях большой концерт, впечатлениями о котором ты со мной обязательно поделишься. Он тебе так понравится, что перед отбытием в ад ты попросишь меня записать тебе ноты.Я подхожу к нему и забираю из-под мышки его пушку. Она блестит от крови. Мне становится страшно, что он хлопнется в обморок.— Не упрямься, а то я тебя разрисую до неузнаваемости!Я не люблю пытать раненых, но в опасности жизнь девушки… Так что, преодолев отвращение, я приставляю дуло “люгера” к большому пальцу его раненой руки.— Если не ответишь через десять секунд, я отшибу тебе кусок твоей коряги.Я вижу, что парень бледен, как раковина, но между его скобками появляется недобрая улыбка.Я стреляю. Он вздрагивает и издает хриплый крик. Его палец исчез, а на его месте появилось отвратительное кровавое месиво.— Когда начинаешь такую игру, — тихо говорю я “бобрику”, — неизвестно, где она может закончиться Понимаешь? Люди по жестокости превосходят животных. Не заставляй меня разорвать тебя на кусочки! Тебе этого так хочется? Ты когда-нибудь слышал о китайских палачах? Эти ребята умеют работать. Я видел одного за делом: он разрезал мужика на сто частей, а пациент продолжал жить в бочке соли.Он смотрит на меня, и в его глазах, несмотря на боль, я с удивлением вижу иронию.— Болтун! — шепчет он.Полный финиш! Это мне урок — нельзя сентиментальничать с такой падлой! Иду на кухню, где нахожу — наконец-то хоть что-то нашел! — то, что искал: соль. История о китайском палаче дала мне идею.— Отличное средство для зарубцовывания ран! — заявляю я и сыплю сольцу на кровавую кашу. Он издает жуткий вопль. — Нравится, малыш?Вторую горсть я сыплю в рану на руке. Он извивается, как семейство змей, засунутых в наволочку.— Где Жизель?Если не ответит, я вырежу ему на брюхе свое имя.Меня осеняет еще одна идея. Я возвращаюсь на кухню за тазиком воды.— Если смыть соль с ран, тебе будет не так больно…— Да! Да! — стонет он. — Воды!— Где девушка?— В Везине.Я не спешу с водными процедурами из боязни, что он прекратит признания.— Адрес?— Авеню де ля Гар, дом 11 …— Что вы с ней сделали?— Ничего! Воды!..С ума сойти, на что человек готов ради воды.Я протягиваю ему тазик, но делаю вид, что в последний момент спохватился, и ставлю его далеко от него.— Зачем вы ее похитили?— Чтобы иметь заложника на случай, если бы ты вдруг нашел лампочку.Я и забыл об этой чертовой лампочке!Достаю ее из кармана “Стрижки бобриком”. На первый взгляд это совершенно обычная электрическая лампа.— Что это за штука?Он отворачивается и молчит.— Ладно, я не настаиваю. Скажи, к какой ты принадлежишь организации?Говоря это, я поигрываю пригоршней соли.— “Кенгуру”.Я вскрикиваю.На случай, если вы не в курсе, должен вам сказать, что до войны так называли международную банду, специализировавшуюся на торговле документами. Ее шеф был застрелен из автомата на улицах Чикаго в тридцать восьмом, и с тех пор о банде никто больше не слышал.Это откровение опрокидывает все предположения, что я строил до сих пор. А я-то думал, что речь идет о деле, так или иначе связанном с политикой!Придвигаю таз к моему гангстеру. Он берет его здоровой рукой и выплескивает содержимое мне в лицо. Я задыхаюсь. Тем временем он поднимается. Я вижу блеск металла в его руке и пригибаюсь. Нож, брошенный с удивительной ловкостью, вонзается в буфет, вырвав кусок из моего воротничка.— С Рождеством! — говорю я, и моя пушка с удовольствием выплевывает из себя горячие полновесные маслины. “Стрижка бобриком” добросовестно ловит их своим пузом.Подхожу к нему. Готов.— Вот видишь, придурок, мой шпалер еще болтливее меня.Естественно, он уже не может меня слышать, а жаль, потому что я чувствую себя в ударе. Вспоминаю, как он расстреливал меня в метро. А я бы очень хотел объяснить ему, что не надо рыть другому яму, что ворованное впрок не идет, и что сколько веревочке ни виться… и т. д. Раз уж они так любят пословицы…Я обыскиваю его и забираю бумажник. Кроме довольно толстой пачки бабок в нем лежат документы на имя Людовика Фару, в том числе водительские права и техпаспорт. Я запоминаю номер его тачки на случай, если она появится рядом: 446 К. N. 4. Этот номер отпечатывается у меня в памяти до конца моих дней. Кладу бумажник и лампочку себе в карман, выключаю свет и иду к выходу. К счастью, мои выстрелы никого не потревожили. Мой “люгер” стреляет тихо, как пробка из бутылки шампанского, за что я его очень люблю.И вот я и на улице. Сворачиваю направо. У тротуара стоит машина; ее номер бросается мне в глаза, как рой мух:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44