Беглец оторвался от меня больше чем на пятьсот метров, но в спешке поехал по наименее удобному склону Вердона.Я прикидываю, что, взяв вправо, буду иметь большой простор и сумею нагнать его на прямой.Поскольку расчет верен, я так и поступаю.Тут же с радостью замечаю, что расстояние между нами сокращается. К тому же он выехал на большой, почти плоский участок. Пользуясь разгоном, я могу надеяться догнать его. Я гоню, гоню изо всех сил, как оксфордская восьмерка, которой удалось обойти кембриджскую лодку.Бержерон сознает опасность. Он оборачивается и видит, что я несусь на него, как стервятник на кролика. Он знает, что не сможет от меня уйти, и тогда целится в меня из моей же пушки.Ой, ребята, какие же поганые моменты бывают в жизни! Я уже вижу себя мертвым на снегу. Признайтесь, что довольно неприятно забраться на высоту две тысячи пять метров, чтобы тебя здесь подстрелили.Однако я продолжаю нестись вперед. Приблизившись, я делаю несколько зигзагов, чтобы не дать ему прицелиться. Будет ли он стрелять? Да. Я же вам говорил, что этот придурок способен на самые отчаянные шаги.Видя, что пропал, Бержерон теряет голову. Пуля с визгом проносится в морозном воздухе мимо моего уха, вторая вонзается в снег в двух сантиметрах от моих лыж. К счастью, пальцы бизнесмена онемели от холода, а то он бы меня, наверное, подстрелил.Я продолжаю нестись на него. Вижу, он вдруг вырос с гору. Револьвер направлен в мою грудь, из ствола идет тоненькая струйка дыма. Может, он покончит со мной теперь?Наклон в сторону. Пуля вырывает клок из моей шапки. Больше он выстрелить не успевает. Я врезаюсь в него на всей скорости, всем моим весом, со всей моей волей. Мне кажется, что я врезался в стену. Вокруг меня начинают летать искры и звонить колокола Нотр-Дама. Я сижу на снегу. Смотрю по сторонам и вижу лежащего Бержерона. Удар отбросил его метров на пять. Он упал на скалу, и золотые крепления, которые он хранил на груди, пробили ему грудную клетку.Подхожу к нему. Месье в жалком состоянии. Вы бы не дали и трех старых франков за его шкуру, тем более что она дороже не стоит.Он тяжело дышит, как вытащенная из воды рыба.— Ну что, — спрашиваю, — теперь вы довольны? Он шевелит губами и говорит так тихо, что кажется, будто его голос доносится с другой планеты:— Это ради нее…Я все понимаю. Для нее! Я снова вижу прекрасную, мадам Бержерон, элегантную и роскошную. Да, для такой красотки нужно много денег.— Как функционировал ваш золотой бизнес?— Швейцария — Франция. Швейцарские лыжники катались до Шамоникса на лыжах с золотыми креплениями. В Шамониксе они брали другие лыжи, чтобы вернуться, а те посылали мне сюда. Я снимал крепления, сжигал лыжи и возил золото в Париж.— Очень изобретательно… Подходят люди.— Несчастный случай?— Да, — отвечаю. — Вызовите спасателей. Поворачиваюсь к Бержерону. Действовать надо быстро.Сомневаюсь, что он долго протянет. Его затуманенный взгляд не обманывает.— А Буальван? Его роль?— Некоторое время он участвовал в деле, потом захотел выйти. Он испугался. Тогда парижская банда пригрозила его убить. Он не пошел в полицию, чтобы спасти от скандала меня. Он был мне благодарен за то, что я сделал для него вначале…— И тогда, чтобы спастись от банды, он решил сесть в тюрьму?— Да. Я понял это потом, из-за письма…— Того, которое ему написала путана?— А! Вы знаете?— Знаю. Где оно было?— Мне неизвестно. Я рассказал о нем банде после визита ее сутенера. Я испугался, что вы его найдете и все поймете…— Ну и что?— Они его нашли. Кажется, оно было у нашей секретарши. Даниэль была любовницей Буальвана…— И они ее убили, чтобы заставить замолчать.— Убили?— Они вам не рассказали?— Нет. Они позвонили мне по телефону как раз перед моим отъездом на вокзал и сказали, что все в порядке…— Ну еще бы! Кто эти люди?— Международные дельцы. Их штаб-квартира находится в районе Биржи. Я познакомился с ними в баре… Там есть турок, швед, швейцарец…— В общем, ООН в миниатюре! Их имена?— Ялмар, Бретти, Фескаль. Я не знаю, настоящие это имена или нет…— А их штаб-квартира?— Бар «Консул»… за… Биржей… Бержерон совсем обессилел. В углах его губ собралось немного кровавой пены.— Ладно, не говорите больше, — советую я.— Мне конец, — добавляет он.Мне нечего ему ответить, потому что я сам в этом убежден. Он открывает глаза. Должно быть, он еще видит меня сквозь застилающий его глаза туман.— Скандал…Его рука с трудом поднимается, шарит в пустоте и находит мою.— Поклянитесь… вы скажете ей… скажете… ей…У него больше нет сил. Его рука падает на снег и оставляет на нем свой отпечаток.Я вижу двух лыжников во всем красном, с носилками, покрытыми бараньей шкурой.Это спасатели. Тут я замечаю, что вокруг меня полно народу. Все молчат. Их пугает револьвер, который сжимает в руке Бержерон. Должен сказать, что в этой чистой и радостной атмосфере он выглядит особо зловеще.Я беру пушку и сую в карман.— Не пугайтесь, — говорю, — я полицейский…Кладу руку на грудь Бержерона. Сердце еще бьется, но очень слабо.— Несите его осторожнее, — советую я. — Встречаемся у врача.Сунув золотые крепления под мышку, я гоню в Куршевель.Намного опередив кортеж спасателей, я переступаю порог медицинского пункта и слышу громкие крики.— Роды? — спрашиваю я хорошенькую медсестру, встретившую меня.— Нет, — шепчет она. — Один месье сломал себе копчик, когда прыгал из вагона фуникулера.Подталкиваемый предчувствием, я прошу разрешения войти в кабинет, где работает доктор.Моим глазам открывается пейзаж дикой красоты, непревзойденной мощи и величины, от которого идет кругом голова. Толстяк Берю лежит на животе на столе доктора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30