Я размышляю. Если мне не изменяет память, справочник был открыт в конце.Я раскрываю его и замечаю, что попал на версальских абонентов Как говорится, горячо: телеграмма Вольфу была отправлена из Версаля…Я листаю эту часть справочника и скоро нахожу запачканную страницу. На ней фамилии на Р и С, всего двести двадцать три штуки. Вырываю страницу и сую в свой карман.Шум разрываемой бумаги выводит хозяина из дремы. Второй раз за день он жутко орет из-за этой чертовой книги. Он вопит на всю свою забегаловку, что второго такого нахала, как я, нет в целом мире, что он сыт по горло этим кварталом, кишащим легавыми, и живет одной надеждой — увидеть нас висящими на крюках мясника. После чего, очевидно сорвав голос, он наливает себе стакан коньяку и наполняет мой.Мы чокаемся.Я приезжаю в Версаль в девять часов вечера. На город Короля-Солнца падает мелкий нудный дождик.Остановив машину на улочке возле префектуры, я захожу в унылый бар, кажущийся мне удобным местом для размышлений.Сидя перед дымящимся грогом, я смотрю на вырванную из телефонной книги страницу. Не обходить же всех типов, чьи фамилии напечатаны на ней! Тут я вспоминаю, что телеграмма Вольфа была подписана: “Клод”. Пробегаю взглядом бумажку и через четыре минуты констатирую, что только одного мужика зовут Клод. Клод Ринкс, по профессии скульптор…Эта деталь меня очень удивляет. Не понимаю, как скульптор может быть причастен к делу, которым я занимаюсь. Лица творческих профессий обычно не имеют; ничего общего с субъектами вроде Вольфа или Анджелино. Может, это просто приятель Вольфа, никак не связанный с его темными делишками?Наконец, поскольку другого лучика надежды не брезжит, и тем более я уже в Версале, решаю связаться с Ринксом.Думаю, действовать надо осторожно, так как я ступаю на совершенно неизвестную почву.Я подхожу к телефону и набираю номер Ринкса.Нежный голосок отвечает:— Алло?— Я бы хотел поговорить с месье Клодом Ринксом. Нежный голосок уверяет меня, что Клода Ринкса мужского пола не существует, а Клод Ринкс — это она. Только тут я осознаю, что имя Клод может носить и мужчина, и женщина.— О, простите! — говорю я. — Могу ли я с вами поговорить, мадам Ринкс?— Мадемуазель… А о чем?— Скажем, поличному делу.— Может, завтра?— Скажем, что личное дело еще и срочное…— Кто вы? Иду напролом:— Друг Вольфа… мое имя вам ничего не скажет. Молчание.— Кто такой Вольф? — спрашивает голос. В тоне моей собеседницы звучит искреннее удивление. Я говорю себе, что пошел неверным путем, и уже собираюсь извиниться и повесить трубку, но в моей черепушке начинает сильно звонить колокольчик тревоги. А когда он звонит, значит, мне пудрят мозги…— Могу я вам это объяснить при личной встрече? — отвечаю я на ее последний вопрос. Опять молчание.— Я в двух шагах от вас, — продолжаю я.— Ладно, приходите. Я живу на верхнем этаже… Дождавшись, пока она положит трубку, я вешаю на рычаг свою. Я задумчив, как роденовский “Мыслитель”. Я так задумался, что забыл допить свой стаканчик… Заметив это на улице, возвращаюсь исправить оплошность, но уже слишком поздно: хозяин успел вылить остаток моего коньяка назад в бутылку.Дом богатый. Монументальная деревянная лестница с медными перилами покрыта красным ковром.Взобравшись на четвертый этаж, я оказываюсь на конечной остановке перед широкой дверью, покрашенной в изумрудно-зеленый цвет.В тот момент, когда я протягиваю руку к звонку, дверь открывается. На мои плечи падает прямоугольник оранжевого света, а посреди этого прямоугольника стоит красотка, от которой просто дух захватывает.Она довольно высокого роста, стройная, хорошо сложена. Тяжелые золотистые волосы собраны сзади в длинную гриву а-ля Аттила Она кутается в синий атласный халат, черные глаза пристально смотрят на меня.Делаю усилие, чтобы проглотить слюну, и снимаю шляпу.— Мадемуазель Ринкс?— Она самая. Я кланяюсь:— Комиссар Сан-Антонио.Кажется, я поскромничал, уверив мадемуазель, что мое имя ей ничего не скажет.Она вздрагивает, и выражение ее глаз меняется от любопытства к настороженности.— Входите, — говорит она.Я вхожу в мастерскую скульптора, обставленную с безупречным вкусом. Во всех углах статуи, драпировки ярких цветов, мебель из лимонного дерева. В величественном камине из красного кирпича горят дрова.Она указывает на кресло.— О чем идет речь, господин комиссар?— О Вольфе…Я смотрю на нее. Она моргает. Я был прав, что пришел. Могу поставить истертую зубную щетку против тонны черной икры, что эта куколка знает Вольфа. Я решаю не давать ей времени соврать и, пользуясь своим преимуществом, начинаю блеф…— Вольф умер, — бросаю я. Она страшно бледнеет и шепчет:— Умер?— Погиб в конце дня от руки преступника, которого мы обложили в его логове… Детали вы узнаете завтра, из утренних газет…Она проводит рукой по лбу. Кажется, сейчас хлопнется в обморок.— С вами все в порядке?Она утвердительно кивает головой.Она сильная. Мне это нравится. Терпеть не могу девчонок, считающих своим долгом падать без чувств, чтобы показать глубину своей скорби.— Перед смертью Вольф, который был моим приятелем, прошептал: “Навести… Клод Ринкс… Версаль…” Больше он ничего сказать не смог Вот. Я решил, что обязан приехать, понимаете? Я не знал, что вы женщина…Делаю паузу, чтобы она успела осмыслить сказанное. Потом задаю вопрос, щекочущий мне язык:— Почему по телефону вы мне ответили, что не знаете его?Она пожимает плечами:— Не знаю. Ваш звонок в такой час показался мне необычным… Я… Я не подумала… Я смотрю на нее, — Вы были очень близки с Вольфом?— Он был другом детства… Мы потеряли друг друга из вида, а два месяца назад я встретила его в Сен-Жермен-де-Пре… Мы узнали друг друга… провели вместе вечер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34