Этому господину могло бы быть лет шестьдесят, если бы не было всех семидесяти. Он высокого роста, худой, угловатый, волосы седые до белизны, крашеные черные усы. На нем коричневый костюм, синий шерстяной жилет и старые тапочки ковровых мастерских Людовика XIII. Вообще, похоже, он большой любитель стиля Людовика XIII: и стол у него Людовика XIII, и кресло Людовика XIII, и даже пишущая машинка и телефонный аппарат. Когда я, следуя указанию на эмалевой табличке, привинченной к двери, врываюсь в бюро без стука, сын или папаша Вамдам-Жилье сидит за столом и проделывает двойную работу, каждая сама по себе весьма банальна, но вместе это довольно сложное и опасное упражнение. Достойный господин печатает документ, тыча одним пальцем по клавишам пишущей машинки, и отхлебывает из чашки кофе.Неожиданность моего вторжения заставляет его совершить промах в исполнении опасного номера. Он опрокидывает содержимое чашки себе на ширинку — хорошо еще, что не клиенту, — а палец по инерции лихорадочно выстукивает слово из трех "б", что трудно перевести с французского.Господин поднимает на меня один только левый глаз, в то время как его правый остается зафиксированным на картине, висящей перед ним и представляющей собой шедевр маринизма: волны и заблудившиеся в них корабли.— Слушаю вас! — говорит он, пытаясь удалить кофе со штанов.Хозяин бюро вылитый коммерсант. Он уже представляет себе, оценив меня моментально по хорошо сшитому костюму, что сдаст внаем Версальский дворец! Господин указывает мне на стул в стиле великих эпох, чье место по праву в историческом музее, если судить по жалобному протесту сиденья, когда оно принимает мой спортивный зад.— По какому вопросу?Я собираюсь выпалить ему всю историю без утайки, как вдруг трещит телефон, требуя быть выслушанным вне очереди.— Прошу извинить! — говорит мне хозяин кабинета.Сняв трубку и действуя сообразно моменту, он выдыхает в микрофон «алло!»…Некоторое время он слушает, и его лоб гладок, словно кафель. Я не люблю людей, у которых лоб представляет собой гладкую плоскость — обычно их мысли такие же плоские. Выражение некоторого удивления вытягивает его физиономию, как у человека, находящегося при смерти после долгих лет серого существования.— Очки? Какие очки? — произносит Вамдам-Жилье со скукой в голосе.Я схватываю на лету. Милая нянечка, сидящая с гениальным (от рождения) отпрыском, была несколько озадачена моим визитом и, чтобы прогнать прочь смутные сомнения, решила осведомиться, правда ли, что агентство недвижимости послало меня в дом графа де ля Гнилье.Вы, мои дорогие читатели, знаете меня и следите за моими геройскими поступками, что свидетельствует о вашей верности, сравнимой разве только с моими дружескими чувствами к вам, и должны понимать, что я человек, быстро принимающий решения.Резким движением я выхватываю трубку из рук Вамдам-Жилье отца или сына. Хозяин бюро вряд ли когда-либо занимался регби, поскольку легко расстается с собственностью, даже не среагировав на ее потерю.Прикрывая ладонью трубку, тихо и проникновенно произношу магическое слово:— Полиция!Теперь хозяину бюро понадобится время, чтобы дойти до смысла озвученной реалии, а я, пользуясь моментом, начинаю светскую беседу с высокопоставленной нянечкой.— Алло! — говорю я в трубку. — Я возвратился, и господин Вамдам-Жилье меня спросил по поводу истории с очками, поскольку не был в курсе. Его сын получил письмо от графа, но мы ему не успели об этом сказать. Вам что-то нужно, милая мадемуазель?Девица, сбросив с души груз сомнений и освободив голову от отрицательных предчувствий, каковые могли мне стоить дорого, мурлычет в трубку:— Нет, просто я хотела спросить, если вдруг найду нужные вам очки, что мне с ними делать? Позвонить вам?— Ах да! Конечно, сообщите мне! — воркую я, как голубь, тискающий свою сизокрылую подружку. — Мне так нравится ваш голос. И если вдруг вы смените настроение относительно поездки по ночному Парижу с гидом, то тоже не стесняйтесь, звоните мне! Я выхожу из агентства лишь ненадолго!Она отвечает, что подумает и рассмотрит мое предложение. Я спрашиваю, продолжает ли Джимми скандалить, а она уверяет, что если бы телефон стоял в его спальне, то она не смогла бы слышать мужественный тембр моего голоса. Затем мы прощаемся, сохраняя появившуюся надежду, каждый свою.Во время разговора я вытаскиваю удостоверение полицейского и сую под нос посреднику по найму жилой площади. Он держит его справа от головы, чтобы дать возможность вчитаться в нанесенный на нем текст правому глазу, служащему для обеспечения надежности тыла, в то время как левый остается устремленным на меня.— Что все это значит? — с достоинством произносит он, после того как я вешаю трубку.Я отираю проступивший было холодный пот со своего интеллигентного лба. Я точно угадал, рванув в бюро агентства.— Господин Вамдам-Жилье, прошу прощения, но я работаю по заданию. Вы сдали виллу Фреду Лавми, так ведь? А его, как назло, преследуют американские гангстеры. Вы же знаете, как у них принято! Как только у человека заводятся деньги, так сразу какой-нибудь бандитский клан срочно наезжает на беднягу. Мне поручено следить за его безопасностью, равно как и его семьи. Но чтобы заявиться в дом Лавми, не спугнув персонал, я прибег к невинному трюку. Пришлось схитрить, сказав, что я из вашего агентства.Ну теперь он в курсе и чувствует себя как бы соучастником, поэтому становится вежливым, мой папаша с глазами хамелеона.— Весь в вашем распоряжении, господин комиссар, — произносит он торжественно, возвращая мне удостоверение.В его верных асимметричных глазах полощутся трехцветные знамена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43