Один у меня на диване, второй
- у полковника.
- Как их фамилии?
- Не знаю, спросите у полковника. У меня ночевал Курт.
- И когда он ушел?
- С час назад. Жаловался, что опоздал на работу.
Очевидно, инспектор остался доволен объяснениями, так как спросил:
- Как вы думаете, кто мог это сделать?
- Что? - прикинулся недогадливым Гюнтер.
- Диверсию против вашего друга. Возможно, и против вас. Ведь вы могли
сесть в машину вместе...
- Счастливый случай, что я остался жив! - Гюнтер опустился в кресло
возле журнального столика. Для чего-то переложил с места на место газеты.
Сейчас самое время подбросить полиции версию, которую они разработали
вчера вечером, ожидая такси. Правда, инспектор может отнестись к ней
скептически, но если узнают журналисты... Предмет для разговоров по
крайней мере на неделю!
Сказал, будто раздумывая и взвешивая:
- Видите, дело такое... Мы с Карлом Хагеном и полковником
Пфердменгесом только что вернулись из Африки. Вокруг африканских событий
ходит столько слухов... Мы хотели обрисовать объективную картину,
встречались с партизанами и были в войсках, поддерживающих порядок. И
пришли к выводу, что слухи о зверствах так называемых карателей -
обыкновеннейшая выдумка. Саванну заливают кровью бунтовщиков, если бы
увидели, инспектор, изуродованные трупы... - Задохнулся, будто и на самом
деле трудно было продолжать, глотнул воды. - Думаю, красные, узнав о наших
намерениях - а мы приехали в Европу с полковником Пфердменгесом, чтобы
раскрыть зверства колониальных бунтовщиков, - устроили эту диверсию...
- Ого! - Инспектор оценил версию. - Дело приобретает интересный
оборот. - Остановился в центре комнаты. - Здесь все... Сейчас осмотрим
ванну, а затем придется заглянуть в ваш номер.
- Пожалуйста.
Инспектор вышел. Гюнтер самодовольно усмехнулся, он, кажется, обвел
вокруг пальца этого полицейского болвана. Потянулся к графину. Наливая
воду, обратил внимание на газету, что лежала рядом. Что-то заинтересовало
его в ней, еще не знал, что именно, но встревожился и чуть не пролил воду
из стакана. Сделал глоток, ища те слова в газете, и нашел сразу - прочитал
только первые строчки и закрыл глаза: так, с закрытыми глазами, допил
воду, не мог поверить, хотя знал, что это не галлюцинация...
Прочитал еще раз - как хорошо, что инспектор вышел из комнаты. Гюнтер
наверняка выдал бы себя. Развернул газету, так и есть - загенский листок,
его привез Каммхубель и вчера отдал Карлу. Почему же тот не сказал ему?
Это бы спасло жизнь Карлу и Аннет...
Прочитал еще раз:
"Вчера скоропостижно скончался известный житель нашего города, с
именем которого во многом связано процветание Загена, доктор Рудольф
Зикс..."
Гюнтер воровато посмотрел, не вернулся ли инспектор, торопливо сложил
газету и спрятал в карман, словно она могла выдать его. Не было сил
подняться с кресла, но это продолжалось всего несколько секунд. Увидев
инспектора в дверях, встал и вытащил ключ.
- Пожалуйста... это от моего номера.
Шел за полицейским, смотрел на его аккуратно подстриженный затылок -
не было никаких мыслей и желаний, машинально отвечал на вопросы
инспектора, когда тот осматривал номер.
Стоял на том же месте, что и утром, смотрел в окно - толпа уже
разошлась, полицейские убрали остатки "фольксвагена". Почистят и вымоют
асфальт, и завтра ничто не напомнит о сегодняшней трагедии: будет стоять
какой-нибудь "ситроен" или "опель", только он, Гюнтер, запомнит на всю
жизнь, потому что совесть будет мучать его.
Интересно, мелькнула внезапно мысль, а мучила бы, если б он все же
заполучил пять миллионов? Наверно, не так, ибо знал бы, ради чего
пожертвовал двумя жизнями, а так пусто, - все напрасно: и их поездки, и
волнения, и, наконец, его измена.
Завтра он вернется в Швейцарию, и начнется привычная жизнь - кофе по
вечерам в клубе, репетиции и спектакли, споры об искусстве... Среднее
существование полунищего от искусства. Но, подумал вдруг с испугом, он уже
не сможет примириться с такой жизнью, он уже почувствовал в руках деньги,
много денег, он сроднился с ними, и соответственно изменились его взгляды
и вкусы.Наверно, он напоминает сейчас обанкротившегося миллионера. Да,
обанкротившегося, поскольку денег у него еле хватит на билет до Берна.
Гюнтер вынул платок, вытер потный лоб. Ощупал газету, вынул из
кармана. Он один узнал о смерти Рудольфа Зикса, в конечном итоге, какое
это имеет значение, только он знает, что группенфюрер унес в могилу тайну
шифра - Шлихтинг и Пфердменгес не догадываются ни о чем, и будет
справедливо, если они финансируют его - скажем, по десять тысяч марок.
Больше вряд ли дадут, но и не дать не смогут: он объяснит, что эти деньги
нужны ему для подкупа одного человека, без помощи которого трудно будет
войти в доверие личности, знающего первые цифры шифра.
Улыбка смягчила заостренные черты лица Гюнтера: двадцать тысяч не так
уж плохо, конечно, не миллион и не пять, но все-таки какой-то трамплин для
человека с умом. Ведь чего-чего, а ума у него хватит. Ума, настойчивости и
деловой прыти.
Улыбнулся еще раз. Можно даже написать Шлихтингу и полковнику
расписки, но пусть только попробуют вернуть свои жалкие двадцать тысяч! Он
намекнет, что Гюнтеру Велленбергу - люмпен-интеллигенту, терять,
собственно говоря, нечего, а вот дорогим господам... Если левые газеты
начнут распутывать этот клубок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34