Звучало все это красиво, но Свет слышал хвалебную молитву уже не раз и не два, и ему ничего не стоило пропускать ее мимо ушей. Вместо хвалебной молитвы его гораздо больше волновала возможность собственной неудачи. Тревога тревогой, страх страхом, но…Вот если бы можно было проникнуть в Бунину память! Увы, на такое в одиночку не способен ни один чародей княжества. Даже память обычного человека, если вокруг нее создан защитный барьер, в такой ситуации недоступна для любого волшебника. Есть, правда, методы, связанные с гипнозом, но гипноз — как и всякое насилие — представляет собой Ночное волшебство и потому нормальному волшебнику не рекомендуется. Себе дороже… Воспользовавшийся Ночным волшебством хотя бы один раз обречен — ощущение безграничной силы захватывает душу, как пьянство. В результате неизбежно наступит моральный распад личности, а там и Контрольная комиссия на горизонте. Без Ночного же волшебства получишь такую же чушь, как с лечением Вериной амнезии.Верховный Волхв продолжал привычные песнопения. Вера оглянулась назад, странно посмотрела на Света, но ему было сейчас не до нее. Он отдышался и вновь включил Зрение. Насквозь прошел через Бунину тревогу и страх. Пока не нахлынула усталость, сделал попытку проникнуть глубже. Оболочка Буниной памяти была самой настоящей крепостной стеной — сродни Кремлевской. Не хватало лишь таблички «Оставь надежду». Но собственное бессилие было понятно и без таблички.И тут что-то произошло. Улетели в неведомую даль голоса Бояна IV и всей его волхвоватской камарильи. Зато взамен из неведомой дали явились мощь и сила. Не прошло и секунды, как Свет почувствовал, что неприступная крепостная стена трещит, рушится и рассыпается на отдельные кирпичики. Словно ее сложили из кубиков детской азбуки…Свет обнаруживает себя стоящим на перекрестке двух улиц. Место ему знакомо — тут пересекаются Медведевская и улица Берегинь. Помнится, здесь даже карете Кудесника пришлось остановиться, когда они возвращались из Института нетрадиционных наук.Свет стоит на кромке тротуара, зная, что его никто не видит. Даже расположившийся в самом в центре перекрестка стражник-регулировщик со своими флажками: ведь он не волшебник, и заклятье на невидимость ему не по зубам.А вот и карета Барсука подъезжает к перекрестку. Подъезжает, останавливается: кучер ждет от регулировщика разрешающего сигнала. Света он не видит.Свет подходит к дверце кареты, открывает ее. Академик сидит на сиденье, глубоко задумавшись. Заклятье на невидимость отводит ему глаза. А через мгновение в сердце задумавшегося вонзается принадлежащий Свету Ритуальный Нож.Свет осторожно выбирается из кареты. Кучер, дождавшись взмаха флажка, понукает лошадей, и экипаж увозит через перекресток труп академика.А Свет отправляется по улицам города к незнакомому дому, не спеша открывает двери. Сени пусты. Свет подходит к висящему на стене зеркалу, снимает с себя невидимость и смотрит, нет ли на камзоле крови Барсука.Крови нет. Но видит он в зеркале не себя, а опекуна министерства безопасности Буню Лаптя…Вновь ворвался в уши Света певучий тенор Верховного Волхва. Улетели в неведомую даль мощь и сила. Вновь встала неприступной стеной оболочка памяти Лаптя, и можно было подумать, что все это Свету лишь почудилось.— Да взлелеем в сердце своем Семаргла! Да убьем в себе Додолу! — отозвался вокруг хор голосов.Свет пришел в себя. Богослужение кончилось, исчез за порогом Святилища Боян IV, начали расходиться люди в голубом.— А зачем убивать Додолу? — спросила Вера.— Это традиционное окончание молитвы волшебников, — сказал Свет. — Объяснять долго… Впрочем, дорога у нас нескорая, я вполне успею рассказать…И вдруг замолк. Оглянулся.Сзади стоял низенький Буня Лапоть. Голубой балахон выглядел на нем бесформенным мешком, лысина блестела от пота, как зеркало. На лице его явственно отражался страх и ненависть.Но смотрел Буня вовсе не на Света, он смотрел прямо в спину Световой гостье.
По возвращению из Перыни сели за праздничный стол.Касьян постарался: стол ломился от закусок, а в воздухе витали такие ароматы, что любой гурман сошел бы с ума от нетерпения.Сегодня был единственный из трехсот шестидесяти пяти дней, когда в доме накрывался общий стол, за которым устраивались и хозяин, и гости, и слуги. Свет любил этот день — общий стол напоминал ему трапезы в школе волшебников — но сейчас было не до праздников и воспоминаний. Во-первых, ему не давал покоя взгляд, брошенный на Веру Буней Лаптем. А во-вторых, после того, как он отдал должное государственным заботам, настала пора заняться своим многообещающим заклинанием.Поэтому он впопыхах произнес обязательный хозяйский тост, без которого никогда не начиналось празднество, выпил с полкубка медовухи, быстренько перекусил и, извинившись перед честной компанией, умчался наверх. Впрочем, честная компания не обиделась — чародей есть чародей, у них праздников даже в праздник не бывает.Ворвавшись в кабинет, Свет достал из стола лист бумаги, на котором красовалась выраженная в символах высшей математической магии формула прямого заклинания. Обложился справочниками и через полчаса сумел произвести необходимые преобразования. После этого перевел математические символы в язык жестов, атрибутов и акустических формул. Так, требуется, Серебряное Кольцо и Волшебная Палочка, а звуковое отображение достаточно элементарно. И кстати не обеспечивается частотными характеристиками большинства женских голосов. Кроме чрезвычайно редкого среди волшебниц контральто.Свет потянулся, встал и прошелся по кабинету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101