Спасибо, мисс Хайдел.
— Вот еще удумал, для тебя я просто Чарлин. — Она взмахнула ресницами. Обработка началась, догадался Нейт. — Мы здесь одна большая семья.
— Тогда с чего бы нам понадобился шеф полиции?
— Не пугай его, Хопп. Номер достаточно просторный, Игнейшус?
— Зовите меня Нейт. Да, спасибо. Все отлично.
— Подкрепись и отдохни как следует, — посоветовала Хопп. — Как придешь в себя — звони. Завтра после обеда мы должны быть на собрании в мэрии, представим тебя общественности. А перед этим неплохо бы взглянуть на участок, познакомиться со своими замами и с Пич. И еще мы тебе звезду должны выдать.
— Звезду?
— Джесси хочет, чтобы у тебя непременно была шерифская звезда. Ступай, Чарлин. Дай человеку отдохнуть.
— Если что-нибудь понадобится — позвони вниз. — Чарлин одарила его многообещающей улыбкой. — Что бы ни было…
У нее за спиной Хопп закатила глаза. Чтобы избавить вновь прибывшего от чрезмерного внимания Чарлин, она взяла ее за локоть и подтолкнула к двери. Обе вышли, закрыв за собой дверь.
До Нейта долетел недовольный голос Чарлин:
— Что на тебя нашло, Хопп? Я всего лишь проявила любезность.
— Любезность хозяйки гостиницы и любезность шлюхи — не одно и то же. Когда-нибудь до тебя это дойдет.
Дождавшись, когда голоса и шаги стихнут, Нейт заперся на ключ. Потом снял куртку, точнее, сбросил ее на пол, стащил вязаную шапочку и швырнул следом. Шарф полетел туда же. Расстегнул утепленный жилет и отправил поверх кучи.
Оставшись в рубашке и штанах (правда, поверх специального термобелья), он принялся за суп, но за стол не сел, а с тарелкой и ложкой в руках расположился у темного окна.
Половина четвертого дня, если верить часам на тумбочке. А уже темно, как ночью. Он хлебал уху и смотрел в окно. На улице горели фонари, высвечивая контуры строений. Повсюду были рождественские гирлянды, на крышах домов — фигуры Санта-Клауса и северных оленей.
А вот людей не было. Жизнь замерла. Движения никакого.
Он машинально жевал еду, от усталости даже не ощущая вкуса.
«Не город, а кинопавильон», — подумалось ему опять. Это не дома, а фальшивые фасады, а люди внизу — не более чем горстка призраков.
Может, это только причудливая галлюцинация? Порождение его депрессии, горя, злобы — гадкого клубка эмоций, толкнувшего его в эту Тмутаракань?
Завтра он проснется у себя в квартире, в Балтиморе, и постарается собраться с силами, чтобы прожить еще один день.
Он взял в руки сандвич и стал жевать, все так же стоя у окна и глядя на безлюдный черно-белый мир с нелепой на этом фоне праздничной иллюминацией.
Может, ему суждено тоже войти в этот мир? И стать персонажем мистической пьесы. А потом его силуэт станет постепенно чернеть и размываться, как заключительные кадры старого кино. И все будет кончено.
Он стоял и думал о том, что все может в любой момент оборваться. Отчасти ему этого даже хотелось.
Но тут в его поле зрения возникла фигура. Она была в красном и от этого выглядела ярко и вызывающе, словно появилась на бесцветном полотне, придав ему некое подобие движения.
Это движение было резким и отчетливым. Жизнь, полная смысла; движения, подчиняющиеся конкретной цели. Быстрые, уверенные шаги на белом фоне, оставляющие на снегу глубокие следы.
Мужчина это или женщина, а может, ребенок, разобрать он не мог, но что-то в этих ярких красках, в этой уверенной походке привлекло его внимание, заинтересовало. Словно почувствовав на себе взгляд, человек остановился и посмотрел на окна.
И снова все стало черно-белым. Белое лицо, черные волосы. Но и эта, весьма приблизительная, картина расплывалась в сумеречной мгле.
И снова безмолвие и неподвижность. Затем фигура возобновила движение, она направлялась в сторону гостиницы и вскоре скрылась из виду.
Нейт задернул шторы и отошел от окна. После минутной борьбы с собой он стащил чемоданы с постели на пол. Разделся, не обращая внимания на холод, и нагишом забился под груды одеял, как медведь забивается в берлогу, чтобы погрузиться в зимнюю спячку.
Он провалился в сон. Тридцатидвухлетний мужчина, с густой порослью на груди, подступающей к подбородку длинного, худого лица, от неимоверной усталости словно лишившегося обычной твердости. Единственным выражением, застывшим в его дымчато-серых глазах, было отчаяние. Щеки, покрытые щетиной, запали. Тошнота прошла, но силы еще не вернулись к нему.
Лучше бы Барби — то есть Чарлин — вместо кофе принесла ему бутылку. Он не был особенно охоч до выпивки, что, как он считал, и спасло его от проблем с алкоголем. Но пара стаканчиков обычно помогала ему забыться тяжелым сном.
Теперь он слышал вой ветра. Днем ветер не был слышен. Сейчас же все окна стонали. Еще он слышал, как потрескивает дом, и в довершение в эту симфонию вплетались звуки его собственного дыхания. Горестные, тоскливые звуки.
«Отключи слух, — приказал он себе. — Отключись ото всего. Надо пару часов поспать, — решил он. — После этого — смыть с себя грязь и накачаться кофе под завязку. А уж потом будем думать, что делать».
Он погасил свет, и комната погрузилась в темноту. А еще через несколько секунд — и его сознание.
ГЛАВА 2
Его окружал глухой мрак. Облепил со всех сторон, как жидкая грязь. Это было его первое ощущение, когда Нейт неожиданно пробудился. Он переходил от сна к бодрствованию и слышал свое дыхание, похожее на протяжный свист. Липкий от пота, он выбрался из-под одеял.
Запах в комнате был непривычный — кедровое дерево, остывший кофе, легкий привкус лимона. Тут он вспомнил, что это не его балтиморская квартира. Господи, конечно же, нет! Он ведь на Аляске!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22