»
— Знаешь, — пояснил Агасфер, — иногда в дороге неожиданно встречаешь тех, кого и не надеялся встретить.
— Да, старик.
Они долго смотрели им вслед.
— Странно, что мы так просто расходимся в разные стороны, — медленно произнес Бухер.
— Ты тоже скоро уйдешь?
— Да. Мы не должны терять друг друга из вида.
— Должны, — возразил Бергер. — Должны.
— Мы обязательно должны еще когда-нибудь встретиться. После всего этого. Когда-нибудь.
— Нет.
Бухер поднял глаза.
— Нет, — повторил Бергер. — Мы не должны забывать этого. Но мы не должны и превращать это в культ. Иначе так навсегда и останемся в тени этих проклятых вышек.
Малый лагерь опустел. Его тщательно вычистили, а заключенных разместили в бараках рабочего лагеря и в казармах СС. Несмотря на пролитые реки воды, жидкого мыла и дезинфицирующих средств, здесь все еще господствовал запах смерти, грязи и человеческих страданий. Он был неистребим. В заборах из колючей проволоки повсюду были сделаны проходы.
— А ты не устанешь? — спросил Бухер.
— Нет, — ответила Рут.
— Ну тогда идем. Какой сегодня день?
— Четверг.
— Четверг… Хорошо, что дни теперь опять имеют названия. Здесь у них были только номера. С первого по седьмой. Все одинаковые.
Они уже получили в канцелярии свои документы.
— Куда же мы пойдем? — спросила Рут.
— Туда. — Бухер показал рукой в сторону холма, на котором белел маленький домик. — Давай сначала пойдем туда и посмотрим на этот дом. Он принес нам счастье.
— А потом?
— Потом? Потом можно вернуться обратно. Здесь нас кормят…
— Давай не будем возвращаться. Никогда.
Бухер удивленно посмотрел на нее.
— Хорошо. Подожди здесь. Я принесу наши вещи.
Вещей было немного; но они припасли в дорогу хлеба на несколько дней и две банки сгущенного молока.
— Мы правда уйдем? — спросила она.
Он прочел на ее лице напряженное ожидание.
— Да, Рут.
Они попрощались с Бергером и пошли к одному из проходов, врезанных в проволочное ограждение. Они уже не раз уходили за пределы лагеря, хоть и ненадолго, — но каждый раз, оставив позади колючую проволоку, они испытывали то же самое волнение. Им никак было не избавиться от ощущения, будто по проволоке все еще бежит невидимый, смертоносный ток, а на вышках по-прежнему стерегут свои жертвы хорошо пристрелянные к этой дорожке пулеметы. У них и в этот раз на секунду замерла в жилах кровь, когда они переступили границу лагеря. Но в следующее мгновение их уже принял огромный мир, которому не было конца и края.
Они медленно шли рука об руку. Стоял мягкий пасмурный день. Долгие годы им приходилось ползать, красться или бежать наперегонки со смертью. Теперь они шли, ни о чем не заботясь, спокойно, с поднятой головой, — и никакой катастрофы не происходило. Никто не стрелял им вслед. Никто не кричал. Никто не обрушивал на их головы дубинки.
— Это непостижимо, — произнес Бухер. — Уже в который раз, а все никак не привыкнуть.
— Да. Все еще как-то… страшновато.
— Не смотри назад. Ты хочешь оглянуться?
— Да. Шея сама так и поворачивается. Как будто кто-то сидит в голове и разворачивает ее назад.
— Давай попробуем забыть, не думать об этом. Сколько сможем.
— Давай.
Они прошли еще немного, пересекли какую-то дорожку, и перед ними раскинулся зеленый луг, слегка припорошенный желтизной примул. Они часто видели их сверху, из лагеря. Бухер на секунду вспомнил жалкие, полузасохшие примулы Нойбауера, посаженные рядом с 22-м блоком. Он стряхнул с себя это воспоминание.
— Пойдем напрямик, через луг, — сказал он.
— Ты думаешь, можно?..
— Я думаю, нам теперь много чего можно. Тем более что мы ведь решили ничего не бояться.
Под ногами шелестела трава. Они чувствовали ее даже сквозь башмаки. И это ощущение тоже было непривычным. Привычной для их ног была лишь жесткая земля плаца.
— Давай пойдем налево, — предложил Бухер.
Они пошли налево. Проходя мимо куста орешника и почувствовав его прикосновение, они остановились, обошли вокруг него, раздвинули ветви, пощупали его листья и почки. И это тоже казалось им чудом.
— Теперь пошли направо, — сказал Бухер.
Они пошли направо. Они сейчас были похожи на детей, но их это мало заботило. Каждое движение, каждый шаг приносили им огромное удовлетворение. Они могли делать все, что им хотелось. Никто им больше ничего не приказывал. Никто не кричал и не стрелял. Они были свободны.
— Как во сне… — произнес Бухер. — Страшно только, что вдруг проснешься и окажешься в бараке, среди грязи и вони.
— Здесь совсем другой воздух! — Рут глубоко дышала. — Это живой воздух, понимаешь? Живой, а не мертвый…
Бухер внимательно смотрел на нее. Лицо ее немного разрумянилось, глаза блестели.
— Да, это живой воздух. Он не воняет — он пахнет.
Они остановились у тополей.
— Мы можем посидеть здесь, — сказал он. — И никто нас не прогонит. Мы можем даже сплясать, если захотим.
Они сели под деревьями. Вокруг ползали жуки, порхали бабочки. В лагере они видели только крыс и синевато поблескивающих мух. Рядом журчал ручей. Он был прозрачным и звонким. В лагере воды постоянно не хватало. А здесь она просто струилась себе, и никому до нее не было дела. Теперь нужно было ко многому привыкать заново.
Они отправились дальше, вниз, по склону горы. Они не торопились, шли медленно, часто отдыхая. Добравшись до глубокой лощины, они наконец оглянулись и не увидели лагеря. Он скрылся из вида.
Они долго сидели и молчали. Лагерь исчез. Исчез и разрушенный город. Перед ними был только луг, а над лугом — мягкое небо. Теплый ветер ласкал их лица. Казалось, он дует сквозь черную паутину прошлого, словно стараясь оттолкнуть ее своими мягкими ладонями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124