Теперь, когда она поднималась по лестнице навстречу сонни, по всему
ее телу проходили волны дрожи. На лестничной площадке сонни схватил ее и
потащил по коридору в свободную комнату. Когда двери за ними закрылись,
ноги ее подкосились от слабости. У своего рта она почувствовала рот сонни,
его губы, горький вкус жженого табака. В тот же момент его рука
проскользнула ей под платье и очутилась между ног. Люси обхватила руками
его шею, а он положил свои большие ладони на ее обнаженные ягодицы и
поднял ее.
Оказавшись в воздухе, она обвила ногами его талию. Что-то пылающее
скользило по ней, касаясь ее бедер. Она опустила руку, ощутила в ладони
огромный, полный крови мускул и направила этого бьющегося, словно живого,
зверька прямо в свое влажное разбухшее лоно... Резкая, невероятной силы
судорога наслаждения прошла по ее телу; толчки следовали один за другим, и
это стало для нее мучительно-сладкой пыткой, потом зверь ослабел, ритм
замедлился и, наконец, по ее бедру потекла струйка липкой жидкой массы.
Ноги ее расслабились, соскользнули вниз и опустились на пол.
Только теперь они услыхали легкое постукивание в дверь. Сонни
приставил ногу к незапертой двери и принялся спешно застегивать брюки.
Люси в смятении опустила розовое платье, глаза ее блестели. Тихий голос
тома хагена за дверью произнес:
- Сонни, ты там?
Сонни вздохнул с облегчением и подмигнул люси.
- Да, том. А в чем дело?
- Дон хочет тебя видеть в своем кабинете. Теперь.
Они услышали его удаляющиеся шаги. Сонни подождал несколько минут,
крепко поцеловал люси в губы, а потом скрылся вслед за хагеном.
Люси причесалась, проверила платье, выровняла корсет. Во всем теле
чувствовалась боль, губы распухли. Она вышла в дверь и, спустившись в сад,
уселась за столом рядом с конни, нетерпеливо спросившей ее:
- Где ты была, люси? Кажется, ты пьяна. Останешься сидеть рядом со
мной.
Жених налил люси стакан вина и понимающе улыбнулся. Но люси было на
все наплевать. Она поднесла красную жидкость к пересохшим губам и выпила.
Тело ее дрожало. Она косилась через верхний край стакана и жадно искала
глазами сонни корлеоне.
Америго бонасера вошел вслед за хагеном в угловую комнату дома и
увидел там дона корлеоне, который сидел за огромным рабочим столом. Сонни
корлеоне стоял у окна и смотрел в сад. В этот праздничный день дон впервые
проявил холодность. Он не обнял гостя и не пожал ему руки. Угрюмый
могильщик удостоился приглашения только благодаря своей жене, которая была
близкой подругой жены дона. Дон не любил америго бонасера.
Бонасера подошел к своей просьбе окольными путями:
- Ты должен простить мою дочь, крестницу твоей жены, за то, что она
не пришла сегодня поздравить тебя и твою семью. Она все еще в больнице.
Он посмотрел на сонни корлеоне и на хагена, давая понять, что не
хочет говорить в их присутствии. Но дон был безжалостен:
- Всем нам известна история с твоей дочерью, - сказал дон корлеоне. -
Если я могу ей чем-нибудь помочь, только скажи, и я все сделаю. Ведь моя
жена - ее крестная. Я никогда не забывал этой оказанной нам чести.
Это было уколом. Могильщик никогда не звал дона "крестным отцом", как
этого требовал обычай.
Лицо бонасера посерело, и он спросил прямо:
- Я могу остаться с тобой наедине?
Дон корлеоне отрицательно покачал головой:
- Я жизнь свою доверяю этим людям. Оба они - моя правая рука. Я не
могу обидеть их таким недоверием.
Могильщик закрыл на мгновение глаза, а потом начал говорить. Говорил
он тихим, навевающим тоску голосом:
- Я воспитал свою дочь по американской моде. Я верю в америку.
Америка дала мне богатство. Я предоставил дочери свободу, но в то же время
предупредил ее, чтобы она не принесла позор семье. Она нашла себе друга -
не итальянца. Ходила с ним в кино. Возвращалась домой поздно. Но он ни
разу не пришел познакомиться с ее родителями. Я принял все это без
протеста. Два месяца назад он повез ее кататься на машине. С ним был еще
один друг. Они заставили ее пить виски, а потом пытались изнасиловать ее.
Она сопротивлялась и защитила свою честь. Я навестил ее в больнице. У нее
сломан нос и раздроблен подбородок. Она плакала от боли: "Папа, папа,
почему они это сделали? Почему они это сделали?" И я тоже плакал.
Дон корлеоне сделал явно принужденный соболезнующий жест, а бонасера
продолжал страдающим голосом:
- Почему я плакал? Она была светочем моей жизни. Чувствительная
девушка, красавица. Никогда больше не будет она красивой.
Он весь дрожал, безобразное его лицо покрылось темнокрасными пятнами.
- Как добропорядочный американец, я отправился в полицию. Парней
арестовали. Их судили. Доказательства были налицо, и им пришлось во всем
сознаться. Судья приговорил их к трем годам условно. В тот же день они
вышли на свободу. Я стоял, как последний идиот, а эти выродки насмехались
надо мной. И я тогда сказал жене: "Мы должны пойти к дону и просить его о
справедливом суде".
Дон склонил голову в знак участия. Но когда он заговорил, слова его
прозвучали холодно и обиженно:
- Для чего ты пошел в полицию? Почему не пришел сразу ко мне?
Бонасера неслышно пробормотал:
- Чего ты хочешь от меня? Я на все готов, только сделай то, о чем я
тебя молю.
Его слова прозвучали почти нахально. Дон корлеоне спросил серьезным
голосом:
- А о чем ты молишь?
Бонасера бросил взгляд на хагена и сонни корлеоне и покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23