Н. приняла близко к сердцу наш договор, и на мой вопрос, какие были у неё любовные приключения, она повинилась. Когда ей было лет четырнадцать, она с матерью и сестрами была приглашена на бал во дворец к государю. В какой-то момент она затерялась среди гостей; к ней подошла красавица-фрейлина и прошептала на ухо, что государь хочет, чтобы ему представили Н. Моя девочка затрепетала от страха и покорно пошла за фрейлиной. Та привела её в кабинет, где в кресле сидел государь. Фрейлина представила Н. и удалилась, оставив её стоять посреди сумрачного кабинета. Государь встал с кресла, пересел на диван и усадил рядом с собой Н. Он задавал ей вопросы, а тем временем задирал ей платье все выше и выше. Н. не смела пошевелиться и старалась исчерпывающе отвечать на вопросы. Когда венценосный развратник раздвинул ей ноги, Н.
почувствовала, как "волны жара стали захлестывать" её - так она описала своё состояние. Но вдруг в дверь кто-то постучал. Государь поднялся, оправил платье на Н. и вышел из кабинета. Через минуту явилась фрейлина, которая привела Н., и отвела её обратно в залу, где танцевали гости.
Мать уже стала волноваться исчезновением Н., но когда фрейлина объявила ей, что Н. была представлена государю, успокоилась и лишь с подозрением посмотрела на дочь. Та была так возбуждена случившимся, что мать дома позвала её к себе и спросила, оставалась ли Н. с государём наедине. Н. ответила, что да, в кабинете никого, кроме них не было, но государя куда-то позвали, и они не успели ни о чем поговорить. "Ах, ты, лгунишка!", - как можно спокойнее сказал я, опасаясь, что Н. услышит скрежет моих зубов. Но жёнка ответила, что она не любит лгать и, мол, всё, что она сказала матери было правдой, а мать ей больше вопросов не задавала.
Когда Коко стала фрейлиной я запретил ей переезжать жить во дворец, чем ещё больше обозлил к себе государя.
Н. была смущена деньгами, которые подарил ей к свадьбе государь, и я запомнил это. Когда мы переехали в Царское Село, она всячески избегала встречи с государем, выбирая уединённые места для гулянья. Но гуляя вокруг озера, мы всё-таки встретились с царствующей четой, и императрица пригласила Н. во дворец. Дома Н. стала жаловаться мне на то, как ей не хочется появляться в свете.
Это мне показалось подозрительным, и я вытянул у неё вышеописанное признание.
0 порочной невинности государевых страстей я знавал давно от фрейлины, которую я лечил еблей от нервных припадков. Так что признание Н. не было для меня новостью, я знал, чего добивался, когда спрашивал её. Мне просто не хотелось узнавать, что и моя жена была его "живой картинкой". Государь дал великую клятву верности государыне и потому не ебёт никого, кроме неё. Но чтобы как-то причаститься к неприкосновенным красотам окружающих его дам, он приказывает им раздеваться и раздвигать перед ним ноги. Упиваясь открывшимся зрелищем, он дрочит и спускает на лоно красавиц и, так и не прикоснувшись к ним, покидает их. Государыня знает об этом, но не считает, что таким способом клятва нарушается.
Если многие фрейлины страдают от "невинности" отношений с государём, то Н.
заверяет меня, что она только счастлива.
Она тогда боялась возобновления царских посяганий. Я утешил её, посоветовав сказать государю, будто я такой ревнивый, что дал страшную клятву убить всякого, кто хотя бы увидит её пизду. Она потом заверяла, что ей вскоре представился случай, и она передала это царю в ответ на его желание уединиться с ней, и якобы с тех пор он больше не заговаривал об этом. Я знаю, что он боится меня, но как он будет счастлив, если я помру. Сукин сын!
Я тогда уже, в глубине души, жалел о навязанном Н. договоре откровенности, но я приготовился принимать все приятные и неприятные последствия соблюдения ею этого договора. Неведение мыслей своей жены грозит рогами, а это мне омерзительно и невыносимо. Уж я-то попользовался неведением мужей и любовался их свежевыросшими рогами, ещё не видимыми никому, кроме меня.
Раз, когда я хотел опять утвердить свою власть над телом моей красавицы, она сказала:
- Я хочу поверить тебе ещё одну сокровенную мысль.
- Что же это за мысль? - насторожился я.
- Я не хочу больше, я хочу спать, - сказала она устало.
Я облегченно расхохотался.
- Ты спи, а я возьму тебя спящую.
На том и порешили. Я ёб её, похрапывающую, стараясь не разбудить. Вот она, спящая красавица, которая от поцелуев не просыпается. Вот она, не сказка, а быль.
* * *
Однажды мы с ней побились об заклад, что она кончит, даже когда ей совсем не хочется. Мне ли не ведомо, как у женщины нежелание быстро переходит в желание, когда знаешь своё дело. Для Н. на первых порах сиюминутное безразличие было таким очевидным, что ей было не представить, как легко оно может бесследно рассеяться.
Я дал ей выпить шампанского, а потом продержался полчаса, коих хватило для неё, чтобы завыть от воспрянувшего сладострастья. Как я обожал её в эти мгновения неудержимых восторгов!
Когда она шла в нужник, я увязывался за ней, и хоть она сперва наотрез отказывалась оправляться в моем присутствии, я не оставлял её одну и мольбами, поцелуями и безвыходностью её положения заставлял уступить сначала по малому, а потом и по большому.
Запахи и звуки, ею издаваемые, всё, что из неё исходило, наполняло меня вожделением. Меня всегда поражало превращение богини в смертную женщину, но не в постели, а в нужнике. В постели многим женщинам удается какое-то время продержаться богиней, но за дверью нужника волшебство исчезает, и я избавляюсь от чрезмерного благоговения, которое часто мешает властвовать над женщиной.
1 2 3 4 5 6