Трудно сказать,
так ли это было на самом деле. Гости - а гости его посещали
беспрерывно - иногда обращались к нему, иногда говорили о нем, как о
занятном лабораторном образце, наделенном личностью не больше, чем
титровальная колба. Почти ежедневно заходил Верн Скэньон, все с
большим отвращением глядя на возникающее существо.
- Он как из пекла родом, - заметил он однажды. - Налогоплательщики
прыгали бы от радости.
- Полегче, генерал, - одернула его Кэтлин Даути, разместив свою
могучую фигуру между директором и предметом его внимания. - Откуда
вы знаете, что он вас не слышит?
Скэньон пожал плечами и ушел, готовить доклад для аппарата
президента. Сразу же вслед за ним вошел Дон Кайман.
- Благословенна будь, о святая дева, - серьезно сказал он. - Ибо я
благодарен тебе за заботу о Роджере, друге моем.
- Ааа, - раздраженно ответила она. - Никаких сантиментов. У бедняги
должно остаться хоть немного веры в себя, она ему еще понадобится.
Ты слышал, сколько параплегиков и постампутационных прошло через мои
руки. А знаешь, сколько из них были совершенно безнадежными
обрубками? Которые никогда уже не смогли бы ходить, да что ходить -
хотя бы рукой или ногой пошевелить, даже судно себе не смогли бы
подставить? Сила воли творит чудеса, Дон, но для этого нужно верить
в себя.
Кайман нахмурился: состояние духа Роджера по-прежнему не выходило у
него из головы.
- Ты что, не согласен? - резко спросила Кэтлин, неверно истолковав
озабоченно сдвинутые брови.
- Что ты! Я имею в виду... Кэтлин, сама подумай - я что, похож на
человека, оспаривающего превосходство духа над телом? Я тебе только
благодарен. Ты славная женщина, Кэтлин.
- Черта с два я славная, - хмыкнула она из-за сигареты. - Мне за
это платят. И насколько я понимаю, ты еще не заходил к себе в
кабинет? Там тебя ждет вдохновляющая записочка от Его Звездного
Всемогущества генерала, напоминающая, что дело, которое мы делаем -
дело чрезвычайной важности... и с прозрачным намеком: если мы
провалим старт, нас ждет концлагерь.
- Словно нам нужно об этом напоминать, - вздохнул отец Кайман, не
сводя глаз с гротескной, неподвижной фигуры Роджера. - Скэньон тоже
славный парень, только у него склонность считать все, что он делает,
пупом вселенной. Хотя... может быть, на этот раз он и прав.
Это высказывание было ни в коей мере не преувеличенным. Для нас не
было никаких сомнений: самый важный элемент во всех этих сложнейших
взаимозависимостях разума и материи, которые прошлые поколения
ученых называли Гея, находился именно здесь - возлежащий на
жидкостном ложе, похожий на главного героя из японского фильма
ужасов. Без Роджера Торравэя марсианская экспедиция не могла
начаться вовремя. Миллиарды людей могли бы усомниться в важности
этого. Мы - нет.
Роджер был центром всего. Внутри массивного здания института именно
он был точкой приложения всех сил, равнодействующая которых
превращала его в то, чем он должен был стать. В операционной за
соседними дверями Фрилинг, Вейднер и Брэдли монтировали в него новые
части. Ниже, в марсианской камере, той самой, в которой умер Вилли
Хартнетт, проверялась безотказность работы этих новых частей в
марсианских условиях. Иногда время безаварийной работы было опасно
коротким, тогда их конструкция модифицировалась, насколько это было
возможно, или добавлялись резервные схемы - или деталь просто шла в
дело, с молитвой и скрещенными пальцами.
И весь остальной мир тоже складывался вокруг Роджера, как лепестки
луковицы. Чуть дальше внутри здания гудел и урчал гигантский 3070,
поглощавший все новые и новые программы, по мере того, как в Роджера
блок за блоком встраивались цепи промежуточной обработки информации.
За стенами института лежал город Тонка, жизнь которого зависела от
успеха программы - она была здесь главным работодателем и основным
смыслом жизни. Город был окружен штатом Оклахома и остальными
пятидесятью четырьмя штатами, простирающимися на все четыре стороны,
а эти штаты окружал усталый и сердитый мир, перебрасывавшийся из
столицы в столицу не совсем дипломатическими нотами на высшем
уровне, и цеплявшийся за существование мириадами отдельных существ.
Люди, связанные с программой, постепенно отгораживались от всего
остального мира. Когда могли, они избегали телевизионных новостей,
не читали в газетах ничего, кроме спортивной колонки. Они работали,
что было сил, так что на чтение, в общем, просто не хватало времени.
Но дело было не в этом. Они просто не хотели знать. Мир сходил с
ума, и чужеродная начинка огромного белого куба института казалась
им вполне рациональной и разумной действительностью, а столкновения
в Нью-Йорке, тактические ядерные ракеты над Персидским заливом, или
повсеместный голод в странах, некогда известных, как "развивающиеся"
- бессмысленной галлюцинацией.
Это и в самом деле были галлюцинации. И бессмысленные, по крайней
мере для будущего нашего рода.
Итак, Роджер жил и изменялся. Кайман проводил рядом с ним все
больше времени, почти каждую минуту, когда не был занят в
марсианской камере. Он с благодарностью смотрел на Кэтлин Даути,
шастающую по палате, засыпая пеплом от сигарет все, кроме Роджера. И
все равно, что-то его тревожило.
Ему пришлось смириться с тем, что Роджеру нужны промежуточные
системы для обработки избыточной информации. Но он не мог найти
ответа на главный вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80