Досадно, что нельзя этого сказать. Секретность,
его больная мозоль. Он был уверен, что последняя ссора с Дори
случилась наполовину потому, что ежеутренне болтая с соседками, или
за кофе с друзьями, ей разрешалось говорить о своем муже, только как
о бывшем астронавте, а ныне государственном служащем. Даже его
поездки за границу приходилось маскировать: "выехал из города", "
деловая поездка", что угодно, лишь бы не "Ах, на этой неделе муж
улетел на переговоры с командованием военно-воздушных сил
Басутуленда". Сначала она бунтовала. Она и до сих пор бунтовала, по
крайней мере - довольно часто жаловалась на это Роджеру. Но
насколько он знал, она ни разу не нарушила служебной тайны. А уж об
этом он узнал бы сразу, потому что минимум трое соседок регулярно
бегали с докладами в институт, к офицеру службы безопасности.
Усаживаясь в машину, Роджер вспомнил, что не поцеловал Дори на
прощанье.
Не имеет значения, подумал он. Все равно она не проснется, а
значит, и не узнает. А если случайно и проснется, то рассердится -
за то, что он ее разбудил. Все равно, Роджер не любил отступать от
ритуала. Он еще колебался, а руки уже сами переключили АВП в ходовой
режим и ввели код института. АВП тронулся. Вздохнув, Роджер включил
телевизор, и всю дорогу до работы смотрел свежие новости.
Преп. Донелли С. Кайман, др. философии, др. гум. наук, член
Общества Иисуса.
Пока преподобный служил мессу в часовне Святой Девы Марии и Св.
Иуды, в трех милях от него, на другой стороне Тонки, киборг с
жадностью поглощал завтрак - единственное, что ему полагалось на
сегодня. Пережевывать было трудно, с непривычки он ранил себе десны,
да и слюна выделялась уже не так обильно. Однако ел киборг с
энтузиазмом, даже не вспоминая о сегодняшней программе испытаний.
Доев, он с тоской уставился в пустую тарелку.
Дону Кайману было тридцать один год, и он был крупнейшим в мире
ареологом (другими словами, специалистом по планете Марс), по
крайней мере, в Свободном Мире. (Кайман, правда, признал бы, что
старый Парнов из Института Шкловского в Новосибирске тоже кое-что в
этом соображает). Кроме того, он был иезуитом. Он не задумывался над
тем, кто же он в первую очередь; Марс был его делом, а служение Богу
- призванием. С благоговением и радостью он поднял гостию, выпил
вино, произнес последнее "redempit", бросил взгляд на часы и
присвистнул. Опаздываем. Сутану он сбросил в рекордное время,
хлопнул по плечу мексиканского мальчишку-служку, тот оскалил зубы в
улыбке и открыл перед ним двери. Они любили друг друга; Кайман
считал даже, что этот мальчик, может быть, сам когда-нибудь станет и
священником, и ученым.
Уже в спортивной рубашке и брюках, Кайман прыгнул в свой кабриолет.
Старомодный, на колесах вместо воздушной подушки, на нем можно было
даже свернуть с автоматической автострады. Только вот куда
сворачивать? Он набрал номер института, включил основную батарею и
развернул газету. Маленький автомобильчик сам выполз на автостраду,
дождался свободного места в потоке машин, втиснулся в ряд и со
скоростью восемьдесят миль в час понес его на работу.
Новости в газете были, как обычно, плохие.
В Париже МИД метнул очередную молнию в адрес мирных переговоров в
Чандригаре. Израиль отказался вывести войска из Каира и Дамаска.
Пятнадцатый месяц военного положения в Нью-Йорке не спас от засады
конвой десятой горнострелковой дивизии, прорывавшейся через мост
Бронкс-Уайтстоун на помощь гарнизону Ши-Стэдиум, пятнадцать солдат
погибло, конвой вернулся в Бронкс.
Кайман со вздохом отложил газету, повернул к себе зеркальце заднего
вида, поднял боковые окна, чтобы укрыться от ветра, и принялся
причесывать длинные, до плеч, волосы. Двадцать пять раз с каждой
стороны - для него это был такой же ритуал, как и месса. Сегодня
причесываться придется еще раз, потому что он обедает с сестрой
Клотильдой. Сестра была уже наполовину убеждена, что должна
испросить разрешения от некоторых обетов, а отец Кайман был готов
обсуждать с ней эту тему так часто и так долго, как позволяют
приличия.
Он въехал на территорию института сразу вслед за Роджером
Торравэем, потому что добираться ему было ближе. Они вместе вышли,
отправили машины на автоматическую парковку, и одним лифтом поехали
наверх, на совещание.
Заместитель директора Т. Геймбл де Белл.
Пока он готовился накручивать хвосты на утреннем совещании, киборг
лежал на животе в тридцати метрах от него, голый, с разведенными в
стороны ногами. На Марсе ему придется питаться исключительно
безшлаковой пищей и в мизерных количествах, а пока выделительную
систему решили сохранить хотя бы на минимальном уровне, несмотря на
трудности, возникшие из-за изменений в строении кожи и метаболизме.
Хартнетт с радостью ел, но терпеть не мог клизму.
Директором программы был генерал. Научным директором - известный
биофизик, работавший еще с Уилкинсом и Полингом; двадцать лет назад
он бросил науку и начал работать важной шишкой, потому что именно
здесь лежали большие деньги. И тот, и другой имели весьма отдаленное
отношение к работе самого Института, и выступали, как связующее
звено между его работниками и стоящими в тени хозяевами с золотым
ключиком.
А для повседневной, рутинной работы существовал заместитель
директора. Сегодня с утра на его столе уже скопилась целая стопка
записок и отчетов, и он уже успел их просмотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80