Большие, как у нетопыря, уши-
рецепторы (кстати, они доставляли массу хлопот, их конструкция была
рассчитана на марсианскую, а не земную силу тяжести, поэтому они все
время отваливались, и с ними приходилось без конца бегать в
лабораторию) будут демонтированы и исчезнут. С такими страданиями
созданную и пересаженную искусственную кожу с не меньшими
страданиями снимут и заменят человеческой, потеющей и волосатой.
(Его собственная кожа все еще находилась под облегающим
искусственным покрытием, но Хартнетт и не рассчитывал, что она
перенесет эксперимент. На то время, что ей придется провести под
искусственной кожей, ее естественные функции необходимо было
остановить. Кожа почти наверняка утратит эти функции безвозвратно, и
ее придется менять).
Жена Хартнетта поставила ему еще одно условие. Она заставила его
поклясться, что пока он носит карнавальный костюм киборга, он не
покажется детям на глаза. К счастью, дети были еще в том возрасте,
что слушались, а соучастие учителей, друзей, соседей, родственников
одноклассников и всех остальных было обеспечено туманными намеками о
тропическом некрозе и прочих заболеваниях кожи, поразивших
Хартнетта. Людям, конечно, было любопытно, но намеки сработали, и
никто не настаивал, чтобы отец Терри пришел на родительское
собрание, или чтобы муж Бренды появился вместе с ней на пикнике.
Сама Бренда Хартнетт пыталась не видеть мужа, но с течением времени
любопытство пересилило ужас. Однажды она украдкой пробралась в
"предбанник" камеры, где Вилли тренировался перед испытаниями на
координацию, катаясь по красным пескам на велосипеде и балансируя
тарелкой воды, поставленной на руль. Дон Кайман остался с ней, в
твердой уверенности, что она упадет в обморок, или завизжит, или ее
вырвет. Однако она обманула его ожидания, удивив себя ничуть не
меньше, чем священника. Киборг слишком напоминал чудовище из
японского фильма ужасов, чтобы принимать его всерьез. Только к
вечеру она, наконец, связала большеухое и хрустальноглазое создание
на велосипеде с отцом своих детей. А на следующий день пришла к
медицинскому директору программы и заявила, что Вилли к этому
времени, должно быть, уже помирает без хорошего траха, и она не
видит, почему бы ей не угодить своему муженьку. Доктору пришлось
объяснить ей то, чего не смог выговорить сам Вилли - при нынешнем
состоянии знаний сохранение этих функций организма сочли излишним и
невозможным, а потому их временно, эээ, отключили.
Тем временем киборг отрабатывал свои испытания и ожидал новых
переделок и новой боли.
Его мир состоял из трех частей. Первой было двухкомнатное
помещение, с давлением, соответствующим высоте около двух тысяч
пятисот метров над уровнем моря, чтобы персонал программы мог без
особых трудностей входить и выходить. Здесь он спал, когда мог,
здесь он ел то немногое, что ему давали. Он всегда был голоден,
всегда. Чувство голода пробовали отключить, но ничего не вышло.
Вторую часть составляла марсианская камера, в которой он упражнялся
и проходил испытания, чтобы архитекторы его нового тела могли
увидеть свое творение в действии. Третьей частью была камера низкого
давления на колесиках, перевозившая его из личного помещения на
арену для публичных выступлений, или - изредка - куда-нибудь еще.
Марсианская камера напоминала клетку в зоопарке, где его постоянно
выставляли напоказ. В камере на колесиках не было ничего, кроме
ожидания, пока его везут с места на место.
Он мог хоть как-то расслабиться и отдохнуть лишь в двух маленьких
комнатках, официально считавшихся его домом. Там у него был свой
телевизор, свое стерео, свой телефон, свои книжки. Туда время от
времени забегал кто-нибудь из аспирантов или друзей-астронавтов,
сыграть в шахматы или просто непринужденно поболтать, изнемогая от
одышки в разреженном воздухе. Таких посещений он ждал и старался
растянуть их подольше. Когда рядом не было никого, он оставался
предоставленным самому себе. Изредка читал. Иногда сидел у
телевизора, неважно, что бы там ни показывали. А чаще всего просто
"отдыхал". Так он объяснял это своим опекунам, имея в виду сидение
или лежание с переключенной в пассивное состояние зрительной
системой. Словно прилег отдохнуть, и прикрыл глаза. Яркий свет все
равно проникал в его мозг, как проникает сквозь закрытые веки
спящего, любые звуки проникали тоже. В такие минуты его мозг
взрывался мыслями о сексе, еде, ревности, сексе, ярости, детях,
ностальгии, любви... пока он не взмолился о помощи. Тогда с ним
провели курс аутогипноза, позволявший начисто выбрасывать все из
головы. С тех пор в состоянии "отдыха" он не делал почти ничего
осознанного. За это время его нервная система успокаивалась и
готовилась к новым вспышкам боли, а мозг отсчитывал секунды,
отделявшие его от того момента, когда полет будет позади, и ему
вернут нормальное человеческое тело.
Этих секунд было много. Он часто подсчитывал: семь месяцев до
орбиты Марса, семь месяцев обратно. Несколько недель до и после - на
приготовления к старту и на отчет о выполненном задании, и только
потом начнется процесс возвращения его тела. Два, три месяца - никто
не знал точно, сколько - на хирургические операции и заживление
пересаженных органов.
По наиболее точным оценкам количество секунд составляло около
сорока пяти миллионов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80