Поэтому я ответила, что, когда хочу
получить дешевое "браво" от наивной аудитории, я играю Мендельсона, а если
хочу показать себя коллегам - Сибелиуса.
- Передайте Слави, - скорее всего, я исполню Мендельсона! - сказала я
концертмейстеру, улыбнувшись в телефон. Потому что, как я знала, не будет
ни того и ни другого. И правда, через пару дней я получила корзинку цветов
с запиской от Елены Ростропович: "Не просто талантливо и не только
чудесно, но и очень трогательно! Слави пересылает свои комплименты
поклонника и просит сыграть Гершвина: на концерте будет присутствовать
госпожа президент!!"
Я связалась с ним и сказала, что с удовольствием исполню Гершвина. Он
был одним из великих композиторов и, кроме того, хорошо, по-американски,
сочинял скрипичные концерты. Во всяком случае, я знала, что госпожа Рейган
не желала слушать иностранные вещи.
Елена Ростропович - очень милая леди, но я не всегда знала, что у нее
на уме. Например, я не знаю, что ей известно обо мне и Доме. Мы осторожно
уклонялись от болтовни на эту тему, и до сих пор она ни о чем не
спрашивала. Но когда я получала приглашение на ужин, я узнавала, что там
был и Дом. Мы с супругом всегда назывались "мистер и миссис Боуквист", а
Дома с женой объявляли как "сенатор и миссис Де Сота". Совершенно неважно,
что наши супруги находились в Чикаго - почти всегда (как Ферди) и очень
часто (как Мэрилин Де Сота). Поэтому Дом мог провести ночь в моем номере.
В дни концертов мы работали целый день, а в одиннадцать вечера встречались
у Елены с выражением искренней неожиданности. Затем ехали в снятый
Домиником дом. Постоянный...
Эти вечера - самое лучшее время моей жизни и жизни Дома. Мы могли
появляться на публике. Потом, когда оставались вдвоем, было очень мало
шансов, что хоть один из нас будет разоблачен супругом. Мы делали все, что
в Чикаго было довольно рискованно - там всегда был шанс, что кто-нибудь из
наших супругов не вовремя появится в вестибюле отеля, на лестнице или в
ресторане, где мы обычно встречались. Другие города лучше - иногда по
счастливой случайности Дому удается придумать повод для вылета в Бостон,
Нью-Йорк или еще куда-нибудь, где я выступаю. Мы всегда выжимали время...
Нет, Вашингтон - лучшее... безусловно, из того, что я видела.
Но и здесь у нас были знакомые. Рано или поздно Ферди или Мэрилин
услышат намеки и почувствуют неладное. Это только вопрос времени. Частные
детективы? Вероятно! А почему бы и нет? За супружескую измену приходится
расплачиваться.
И тогда на наши головы с грохотом свалится многое, и то, что
произойдет, будет слишком неприятно...
Но, пожалуйста, Господи, еще чуть-чуть!
- Никогда! - уверенно сказал в два часа ночи Дом, натягивая носки,
когда я рассказала о своих мыслях.
- Рано или поздно, дорогой, это случится! - сделала я вывод.
- Этого не произойдет, нас не смогут поймать. - Он помолчал,
натягивая штаны, и, согнувшись, поцеловал меня в пупок. - Мы всегда будем
заниматься любовью, даже если нас засекут...
Я не дала продолжать, точнее, попыталась.
- На концерт приедет госпожа Рейган! - сказала я.
- Да? Что из того? - спросил он и кивнул с умным видом. - О! Я увидел
связь: ты не хочешь шокировать президента, да? Но если нас не схватят, мы
не шокируем, а если и схватят - всегда есть выбор, можно...
- Нет, я не про это! - сказала я, прежде чем он закончит свое
изречение словом "пережениться". Потому что это не было неприемлемой темой
для дискуссий, хотя бы и с сенатором Домиником Де Сота. Я могла изменять
мужчине, который меня любил, но не могла выбросите его из своей жизни,
прилюдно унизив.
Так что я не переживала, когда Дом уехал в Нью-Мехико, потому что он
становился все более настойчивым, а я постоянно отгоняла эту мысль. И
когда на ночном концерте я начала с быстрого синкопированного "горячего
аллегро", его кресло пустовало.
Что случилось после, было полной неожиданностью. Чтобы вам было
понятней, расскажу о концерте.
Гершвин умер молодым - он только начал сочинять скрипичную музыку, но
однажды, когда он переходил Пятьдесят вторую улицу, его сшибло такси.
Тогда это было странным! Ранее ему надоело нанимать Фреда Гроуфа с его
оркестром, и во время скрипичных концертов Гершвин прекрасно дирижировал
сам. Его отличием были деревянные духовые и ударные - они смягчали сердце.
Еще я любила то, что он позаимствовал хитрости Мендельсона.
Мендельсону не нужна фальшивая пауза после первого действия, чтобы публика
не подумала об окончании концерта. Аплодисменты, конечно - признак
уважения, но и тревога: половина аудитории поспешит аплодировать, а другая
будет сердиться на болванов, задерживающих выступление. Мендельсон не
позволял этого, закрепляя время от первого действия до второго одной
нотой. Здесь никогда не было молчания и беспокойства публики, мужчины,
пришедшие на концерт по требованию жен, нервно смотрят на соседей, ожидая
конца: вы слышите легкий шорох, шепот и приглушенный кашель. Я очень хочу,
чтобы Чайковского, Брика и Бетховена слушали так же внимательно, и крайне
признательна Гершвину и Мендельсону.
Однако это весьма интересно! В это приятное время даже
подсознательный барабанный сигнал вечерней зори не удержал публику от
суеты. Я заметила, как капельдинерша нагнулась над пустым креслом Доминика
и что-то прошептала на ухо сенатору Кеннеди. Слави уже приподнял
дирижерскую палочку для начала второго действия, но Джек Кеннеди
засуетился и тихо прокрался через проход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81