После неудачи первой атаки бульдозер отъехал на несколько
метров и стоял на месте, как бы собираясь с силами. Отдохнув с
полминуты, он снова бросился на сфинкса.
В первый миг я не понял, что произошло. Почему-то удар
бульдозера о постамент я почувствовал на себе, как толчок по
ногам, и увидел, как изваяние и постамент медленно
приподнимаются над землей, а потом уже ощутил боль в ушах и
грохот взрыва.
Наступила полная тишина. Я подумал, что оглушен -- нет,
отчетливо слышался плеск прибоя.
Постамент и сфинкс исчезли, а бульдозер стоял,
покосившись, мотор у него заглох.
По счастливой случайности бульдозерист атаковал сфинкса со
стороны зрителей, иначе бы нам не поздоровилось от обломков
камней. Взрыв случился перед ножом бульдозера -- его
покарежило, но литая масса металла приняла на себя основную
силу взрыва, и машина осталась целой. Бульдозерист отделался
несколькими царапинами от осколков лобового стекла и легкой
контузией.
На месте сфинкса возникла воронка. Она сразу наполнилась
водой, и из нее бил небольшой фонтан.
Солдаты, спеша и мешая друг другу, прилаживали к
поврежденному бульдозеру трос, чтобы оттащить его в сторону.
Вода быстро разливалась по котловану. Становясь
мутно-серой, она пузырилась, раздавалось шипение, везде
вздымались маленькие фонтанчики, в воздухе повис едкий запах.
-- Смотрите! Смотрите, что вы наделали! Радуйтесь! --
вопил Одуванчик с перекошенным от злости лицом, с выпученными
глазами, показывая пальцем на полковника. -- Вы заразите все
море! Весь Крым! Всех! Всех!
Публика явно прислушивалась к бесноватым речам Одуванчика,
и полковник не мог оставить их без ответа:
-- Вам, Лаврентий Сысоевич, как учителю химии, нужно
знать, что обожженный известняк называется негашеной известью.
А сейчас происходит процесс гашения: окончательная и полная
дезинфекция! -- произнес полковник слегка раздраженно,
обращаясь не столько к Одуванчику, сколько к толпе, и
направился к своей волге.
Зрители стали расходиться. Только несколько человек
оставались до тех пор, пока не наполнился котлован, и на месте
пустоши не образовалось мелководное озеро с мутной водой.
Погода портилась. По небу неслись низкие тяжелые тучи, у
берега слышалось пение ветра, море покрылось сплошь белыми
гребнями, и волны уже иногда перехлестывали через узкую полоску
суши между морем и пустошью.
Ночью шторм разошелся по-настоящему. Когда наутро, надевши
плащ, я пошел к пустоши, вернее к тому месту, где раньше была
пустошь, перемычку уже размыло, и над бывшими владениями
кошачьего сфинкса раскинулся новый морской залив.
21
С культурой шестьсот шестнадцать дробь два было
поконченол, и не будь полковник так дьявольски педантичен, он
открыл бы город немедленно. Но куда там! Жителям объявили, что
карантин снимут лишь после проведения контрольных анализов.
Ребристый кузов машины-лаборатории непрерывно мелькал в разных
концах города и в степи, и казалось, эта машина может
существовать одновременно в нескольких разных местах.
Отношение к сфинксу стало суеверным. Конец его
воспринимали трагически (хотя, собственно, какая разница --
быть взорванным или снесенным бульдозером) и даже почти как
сознательное самоубийство изваяния. Говорили -- не стоило его
трогать, какой там вирус на камне, и недаром Лаврентий Сысоевич
пытался его защитить, а он-то всегда знает, чего нельзя делать,
да и как же иначе, раз он учитель. И коль скоро кончина сфинкса
окрасилась суеверием, чисто практический вопрос -- откуда
взялась взрывчатка -- никого уже не волновал.
Крестовского занимал, напротив, исключительно этот вопрос,
по крайней мере, так мне тогда представлялось. Он с энергией
взялся за расследование.
Конечно, от него после взрыва все ждали решительных
действий, но той прыти, которую он проявил, никто предсказать
не мог. Ни много, ни мало, он взял, да и обыскал дом Одуванчика
и его кабинет в школе. И проделал это не кое-как, а в точности
по букве закона, с понятыми и ордером на обыск. В городе такого
не видывали, а Одуванчик, к тому же, за время карантина снискал
всеобщее уважение, так что прокурор поначалу никак не
подписывал ордер, но сдался, не умея противостоять напористости
майора.
Я был приглашен в понятые, о чем получил заранее
уведомление на официальном бланке.
В нгазначенный час, подходя к одуванчикову жилищу, я
нагнал редактора.
-- Кого я вижу... -- сказал он уныло и протянул мне
руку,ай-ай-ай, это что же такое творится... прямо-таки
уголовщина.
Крестовского еще не было, и мы ждали его на улице.
-- Вот ведь какой человек,-- растерянно причитал
редактор,совался всюду, вынюхивал, вот и допрыгался... Я вам
даже вот что скажу,-- изогнув по спирали свой каучуковый торс,
он склонился ко мне,-- из-за него все случилось, из-за него! Не
лез бы куда не надо, никакого и карантина бы не было!
-- Ну уж, сейчас вы чепуху выдумываете! -- я разозлился,
ибо и сам подсознательно верил в эту нелепицу.
-- Кошки ему мешали, войну с ними затеял -- где же такое
видано? Они, может, к нам от господа бога представлены!
Он отстранился и ласково меня оглядел.
-- Это я пошутил,-- он покивал головой, как игрушечный
ослик,-- бога нет...
Обыск в доме Одуванчика не дал ничего. Сержант и ефрейтор
работали молча и с поразительной ловкостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59