Я тяжело плюхнулся в
кресло и закурил сигарету, огонь спички на миг выхватил из
темноты съежившуюся фигурку Лены, сидящей на моей кровати.
Я понял, что смертельно устал. Какой бесконечный день... И
все время перед глазами проклятые кошки -- лиловые, злющие,
висящие в воздухе с растопыренными лапами, с выпущенными
длиннущими когтями.
Сигарета моя догорела, и я потушил окурок, наощупь найдя
пепельницу. Кровать беспокойно скрипнула -- видимо, огонек
сигареты Лену как-то подбадривал.
-- Мне страшно, посидите со мной, -- жалобно позвала она,
но уже довольно нормальным голосом.
Я сел рядом с ней и обнял ее за талию -- ее била мелкая
дрожь. Она тотчас рукой обвила мою шею, я поцеловал ее, и она
старательно, даже слишком старательно ответила на мой поцелуй,
но губы ее были холодными и одеревенелыми. Она искала во мне
лишь защиты от страха, и у нее не было никаких желаний, кроме
единственного -- избавиться от терзающего ее кошмара;
первобытный инстинкт подсказывал ей запрятаться в теплую тьму
постели, как дикие звери прячутся в норах. И я, против воли,
почти верил в неотвратимость воображаемой опасности, и
чувствовал, как в глубине сознания шевелится, пока еще еле
заметно, темный необъяснимый ужас.
Я старался его подавить, помня ее гипнотическую
способность передавать свои состояния, и испытывал перед ней,
прячущей лицо на моем плече, и перед возможной близостью с ней,
суеверный страх.
Счастливое наитие подсказало мне верный ход:
-- Хочешь водки? -- спросил я, неожиданно для себя
переходя на "ты".
Она кивнула, и я нашел в буфете бутылку и рюмки. В доме не
нашлось ничего съедобного, но выйти на улицу -- сорвать хоть
несколько яблок -- она не позволила, и я где-то был этому рад,
в ночном саду мне уже мерещилось нечто безликое, но
осязаемо-жуткое. Я поддавался ее внушению.
От водки она начала приходить в себя. Я боялся пока
выспрашивать что-нибудь, но она заговорила сама:
-- Сегодня страшная ночь... я редко боюсь по ночам... но
сегодня такая страшная ночь... я еще утром поняла, что вы
пойдете туда... а перед закатом все началось... смерть ходила
кругами, кругами... вокруг вас ходила... она и сейчас ходит...
по кругу ходит и выбирает... -- голос ее стал низким и чуть
гортанным, слова, подчиняясь однообразному ритму, звучали
странной дикарской музыкой, как заклинания. Наверное, среди ее
предков были когда-то шаманы.
-- Постой, -- перебил я ее, -- перед закатом ничего такого
не происходило! Я видел скелет собаки, погибшей плохой смертью
и смотреть было не так уж приятно -- вот и вс".
-- Не надо, не надо было... какие безумные люди... и этот
майор окаянный, ох, как он плохо кончит... я хотела вас увести,
опоздала... теперь всем будет плохо... слишком страшная ночь...
всех, всех вызвали... вызвали самых страшных... они сейчас
ищут, ищут... -- она в такт словам, почти в трансе,
раскачивалась из стороны в сторону.
Ее ворожба меня гипнотизировала, еще немного, и я начну
вместе с ней корчиться от гадкого беспредметного ужаса -- я
решил сейчас же, любой ценой, прекратить это.
-- Перестань! -- я вскочил и, взяв ее руки в свои,
встряхнул их. -- Тебя просто мучают кошмары! Это нервы, твои
нервы, а на самом деле ничего нет, из того, что тебе чудится!
-- Не надо так громко, тише, -- попросила она, -- они
услышат.
-- Они! Кто, они? Они -- твои собственные видения, твои
выдумки, твои нервы! Они! Объясни мне пожалуйста -- что это
такое, они?
-- Я боюсь... боюсь о них говорить, приманить боюсь... они
меня там заметили, все равно найдут... не хочу, чтоб сейчас...
не хочу, чтоб тебя нашли...
-- Спасибо! Вот уж "им" была бы находка! -- я старался
придать своей реплике насмешливость и даже развязность, чтобы
не подчиняться внушению, не начать принимать всерьез ее
невротический бред. Она это почувствовала и пропустила мои
слова мимо ушей.
-- Я не знаю, как их назвать... они есть везде... выходят
из моря... выходят в неподвижную ночь... как сегодня... а ты
видел, как затаился город, как вс" застыло... их вс"
чувствует... -- она испуганно замолчала, услыхав слабый шорох,
я замер невольно тоже. И тут за окном раздались отвратительные
хлюпающие, клокочущие звуки, словно трель издевательского
злобного смеха.
Потом уже я пришел к выводу, что это была ночная песня
какой-нибудь травяной жабы, но тогда мне послышалось в ней
дьявольское злорадство кого-то или чего-то мерзкого, чуждого,
жуткого, и померещилось, будто на штору легла тень.
Лену всю передернуло, она зажала себе рот ладонью, чтобы
не закричать, а другой рукой схватила мое запястье, так что
ногти ее больно впились в кожу. Мы выжидали -- может, минуту, а
может, дольше -- но звуки не повторялись.
-- Не могу, не могу больше, -- простонала она тихонько.
Резко откинув одеяло, судорожным движением она скинула туфли и
через мгновение уже лежала в постели, собравшись в комок и
укрыв себя с головой.
Я думал, она снова окаменеет от страха, но нет -- то ли
постель ее защищала, то ли алкоголь сделал свое дело -- она
выпростала из-под одеяла руку и осторожно, как бы с опаской,
дотронулась до меня:
-- Не сиди, не сиди так, пожалуйста, я буду тебя бояться!
Она успокоилась, лишь когда я устроился рядом, и тесно
прижалась ко мне, не давая пошевелиться.
-- Подожди... подожди немного... я ведь никуда не
денусь... я должна досказать, а то буду об этом думать, будет
страшно, а тебе станет противно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59