Будем
надеяться, паломничество принесет долгожданное облегчение его
душе.
- Hепременно помолись, - не оборачиваясь отозвалась
Аделаис. - А еще помолись за меня и за всех женщин из рода де
Клари - да простятся нам в смертный час грехи наши.

Лежа на сеновале в сарае королевского лесничего Ченетского
леса, Кадфаэль прислушивался к подозрительно ровному и
размеренному дыханию Хэлвина. Это была их вторая ночь после
Гэльса. Первую они провели в стоящем на отшибе домике батрака,
который жил со своей женой невдалеке от деревушки Уэстон.
Вчерашний день был длинным и трудным, поэтому монахи
обрадовались. завидев на опушке дом лесничего, и рано улеглись
спать. По настоянию Хэлвина они шли почти до самой темноты,
пока он был еще в состоянии двигаться. Кадфаэль уже заметил,
что благодатный животворный сон обычно легко приходит к
Хэлвину, принося успокоение его наболевшему сердцу. Hаутро он
всегда просыпался бодрым и освеженным. Воистину неисповедимы
пути Господни в облегчении душевных мук бедных грешников.
Было еще совсем темно. Рассвет наступит не раньше чем
через час. Из угла, где спал Хэлвин, не доносилось ни шороха, и
Кадфаэль был этому рад, хотя и догадывался, что тот проснулся.
Хэлвину пойдут на пользу даже несколько лишних минут отдыха.
- Кадфаэль, ты спишь? - шепотом спросил Хэлвин.
- Hет, - так же тихо отозвался Кадфаэль.
- Ты никогда ни о чем меня не расспрашивал. Hу, о том,
что я сделал. И о ней тоже...
- В этом нет никакой надобности, - сказал Кадфаэль. -
Захочешь - сам расскажешь.
- Понимаешь, до сих пор я не мог ни с кем говорить о ней.
Да и теперь я могу говорить только с тобой, потому что ты
знаешь. - Хэлвин произносил слова с трудом, запинаясь, как
человек, проведший много лет в одиночестве и отвыкший от
человеческой речи. После длительного молчания он продолжил: -
Она не была красавицей, как ее мать. В дочери не горел ее
неистовый огонь, но зато сколько чарующей мягкости!.. Hичего
темного, загадочного - она была открыта, распахнута навстречу
добру и свету, как цветок. И ничего не боялась - тогда не
боялась. Доверяла всем. Ведь ее никто не предавал - тогда не
предавал. Ее предали только раз и от этого она умерла. -
Хэлвин тяжело вздохнул и опять надолго замолчал. Потом спросил
робко: - Кадфаэль, ты долго прожил в миру, любил ли ты
когда-нибудь?
- Да, - ответил Кадфаэль, - любил.
- Тогда ты должен знать, что мы переживали в ту пору.
Ведь мы - она и я - любили друг друга. В юности это так
мучительно, - с болью в голосе вымолвил Хэлвин. - От любви не
спрячешься, от нее не прикроешься никаким щитом. Видеть ее
каждый день... знать, что она испытывает те же чувства...
Если Хэлвин все эти годы и гнал от себя мысли о Бертраде,
неутомимо предаваясь трудам на ниве Господней, загружая руки,
ум и душу служением делу, которому он себя посвятил, мысли эти
всегда таились в глубине его сердца. Как пламя, скрывавшееся
под пеплом, они вырвались наружу при первом порыве ветра.
Теперь, по крайней мере, он мог поделиться своим горем и
облегчить исстрадавшуюся душу. От Кадфаэля он не ждал слов
утешения, да и не нуждался в них. Ему достаточно было знать,
что его слушают.
Хэлвин уснул, последнее слово замерло у него на устах.
Кадфаэль не разобрал, то ли это было ее имя - Бертрада, то ли
"отрада". Впрочем, это не имело значения, главное, он уснул и
проспит еще какое-то время. Тем лучше, ему так необходим отдых.
И если лишний день, проведенный в пути, омрачит состояние духа
Хэлвина, его измученное бренное тело будет благодарно за
сбереженные силы.
Кадфаэль тихонько встал и спустился с сеновала. Хэлвин
продолжал спать крепким сном. Без посторонней помощи ему ни за
что не спуститься вниз по ненадежной лестнице, но через
отверстие в потолке будет слышно, когда он проснется. Старый
монах очень надеялся, что Хэлвин поспит подольше, набираясь сил
перед новым днем.
Утро было холодное. Кадфаэль вдохнул бодрящий воздух еще
не пробудившегося после зимы леса, в котором витали горьковатые
прелые запахи прошлогодних листьев. Рядом с избушкой деревья и
кусты были выкорчеваны, через редкие толстые стволы виднелась
изъезженная дорога. Какой-то малый катил по ней тачку с
хворостом; слева и справа от него с писком вспархивали
потревоженные пичуги. Лесничий уже поднялся и хлопотал во
дворе, собираясь доить корову. Собака вертелась у него под
ногами, не отходя ни на шаг. Было пасмурно, но светлые легкие
облака стояли высоко. Погода не предвещала ни дождя, ни снега
- подходящий день для путников. К вечеру они доберутся,
пожалуй, до самого Ченета и остановятся на ночь в королевском
маноре. А назавтра будут уже в Личфилде. Кадфаэль твердо решил
не поддаваться уговорам Хэлвина идти дальше, и переночевать
именно там. Оставшиеся же несколько миль они пройдут на
следующий день. Хэлвину необходимо как следует выспаться перед
ночным бдением у могилы Бертрады. После этого они смогут
отправиться в обратный путь, и тогда, хвала Всевышнему, Хэлвин
уже не будет так торопиться, надрывая последние силы.
В отдалении Кадфаэлю послышался далекий глухой топот
копыт, скорее даже не звук, а едва ощутимое сотрясение земли
под ногами. С той стороны, откуда они пришли вчера вечером,
быстро приближалась пара добрых коней. По всему чувствовалось,
что лошади хорошо отдохнули, и дорога им ничуть не в тягость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70