Иван потерял сознание, упал на опилки. Но в его мозгу сквозь тьму и безвременье бухнул какой-то внутренний колокол, полыхнуло кроваво… и высветилось ярко, неестественно ярко и зримо, прекрасное лицо Ланы-Светы… Нет, рано еще подыхать, рано! Иван вскочил на ноги. Отмахнулся мечом от языка.
Его новый бросок был более удачный – он проскочил-таки под брюхо урга. Воткнул меч, сразу бросил щит наземь, ухватился поудобнее обеими руками, загнал острие по самую рукоять, уперся что было силы ногами… и всем телом навалился, нажал – брюхо стало расползаться. Ивана с головы до ног облило вязкой бурой жидкостью. Но он успел все же пропороть урга – рана зияла расширяющейся полутораметровой дырой. И все это произошло в долю мига.
– А-а-а-а!!! – заорал сам Иван в диком неистовстве. Он уже не ощущал себя человеком, разумным существом, он был просто животным, которое из последних сил, вкладывая остатки жизненной энергии, бьется за себя, не желая покидать этого мира. – А-а-а-а!!!
– …а-а-а-а-а-а!!! – гулко и вяло отзывался амфитеатр. Он жил для Ивана пока еще в замедленных ритмах.
Однако паукомонстр не упал, даже не присел. Он только издал невероятно высокий, неожиданный для него звук – будто завопил фантастически огромный павлин. И распрямил ноги, ушел высоко вверх всей своей брюхо-головой.
Иван, не мешкая, рубанул по ближайшей ноге. Меч отскочил от хитинового панцыря-покрытия. Нога дернулась и Ивана подняло вверх. Подняло медленно, осторожно. Он даже не сразу понял, что это мохнатая лапа-присоска всосалась в его спину. Он уже был на высоте восьмиэтажного дома. Паукомонстр стоял на пяти лапах, истекал вонючей дрянью, но держал-таки Ивана в шестой лапе. Это была серьезная промашка! Иван чертыхнулся, крепче сжал рукоять меча.
Снизу к нему приближалась иззубренная трехметровая клешня. Коротенькое основаньице, к которому она крепилась, оказалось телескопическим, выдвижным – на такое Иван не рассчитывал, казалось, все предугадал, и вот на тебе! Воевать с хитиновой клешней было бессмысленно. Иван ткнул за спину мечом, потом еще раз, еще! Но присоска держала его крепко. Это был конец!
Клешня приблизилась вплотную, раскрылась медленно. Иван ударил мечом со всей силы. Ударил снова! Клешня даже не вздрогнула. Она обхватила его поперек туловища – совсем нежно обхватила, Иван почти не чувствовал прикосновения, но вырваться не мог, и понесла столь же медленно к раскрывающейся пасти.
Только теперь Иван сумел по-настоящему оценить этот кошмар! Из такой камнедробилки нельзя было выйти, живым. Это была его смерть. Он опускался сверху, пасть медленно и неостановимо разворачивалась вверх – на миг Иван сам себе показался маленьким и беззащитным червячком, слизнячком, которого бросают в раскрытый клюв птенца. Где-то с ним уже происходило подобное. Но где, Иван вспомнить не смог. Клешня раскрылась и он стал падать в чудовищную зубастую, вонючую ямищу пасти. Ург даже не пытался помочь себе свисающим вниз языком. Судя по всему он считал игру законченной.
Но Иван так не считал. Перед ним опять встало это странное сдвоенное лицо. На кратчайшую долю мига встало. А в следующую долю того же мига, уже находясь в пасти, совсем рядом с острейшими зубами-пиками, он ткнул мечом в розово-белую мяготь неба… Чудовище пискнуло как-то по-мышиному, раззявило пасть еще шире, видно, от боли, от неожиданности и Иван, минуя зубы, провалился в мрачное и трепещущее краями отверстие зева. «Дурачина ты, Иван! Ведь погибнешь ни за что, ни про что!» – прогудело в ушах басом Гуга Хлодрика. Иван зажмурился. Закрыл лицо левой рукой. Погиб! Все!
Но в нем снова проснулось взъяренное дикое животное – он стал колоть мечом в мяготь глотки, рвать его когтями ног. Одновременно он чувствовал все-таки, что этот пищевод, или черт его знает что, стал вдруг сокращаться, пропихивать его куда-то дальше. Иван сопротивлялся поначалу. А потом перестал. Ему не хватало дыхания, все лицо, уши, нос, рот все три глаза были заляпаны чем-то горячим и гадким, вонючим, липким, тело сдавливало все сильнее, с каждым толчком-судорогой его пропихивало все дальше… И все же он колол, колол, колол. До тех пор, пока не почувствовал, что летит куда-то, проваливается во что-то, и снова летит…
Он лежал на опилках, весь залитый бурой клейкой кровью паукомонстра-урга. И ничего не соображал. Он все продолжал тыкать своим мечом – рука дергалась судорожно, неостановимо. Сверху на него текло, лилось, падало что-то длинное. Тягучее, противное.
– Ар-ра-а-а-а-а-аххх!!! – зверски орал амфитеатр. Все вновь вернулось на свои места, не было замедленным, казалось, даже наоборот, все ускорилось и усилилось. Все неистовствовало: – Ар-ра-а-а-ахх!!!
Только одна часть этого безумного мира двигалась по-прежнему замедленно. Ею было падающее на Ивана брюхо-голова. Оно падало наподобие дирижабля, напоровшегося на мачту, сползающего по ней. Но оно упало. Упало прямо на Ивана сразу заглушив все звуки, погасив свет, придавливая к сырым опилкам.

Часть третья. ИГРУШКА


Ха-Архан. Квазиярус.
Изолятор.
Меж-арха-анье.
Престол.
Год Обнаженных Жал,
месяц развлечений.

Голосок был приторно сладкий, журчал он словно сиропный ручеек. Но слова не сразу стали доходить до Ивана, они прорывались к нему сквозь гул и гуд. Гудело в ушах, в мозгу.
– Ты был прямой герой! Я налюбоваться не могла, какой ты храбрец и силач! Это было что-то! Нет, честное, слово, с ума сойти! Ни одна женщина во Вселенной не устояла бы перед тобою в тот миг. Как ты его – бац-бац-бац! А потом – вжик-вжиквжик! О-о-о! Мой любимый, отважный, мой герой…
Иван не мог понять, откуда здесь взялась Лана?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120