Короче, долго тут сидеть нельзя. Кишка вылезет, да и вертухаи сегодня сволочные. Когда тебя уволят, я узнаю. Сразу же поедешь в город и там снимешь хату. На десятый день жди меня на трассе, в пяти километрах от города. У большого кедра. Принесешь мне прикидку. Ксиву тебе все равно не достать, лучше не светись.
- А если тебя не будет?
- Придешь на следующее утро. И так всю неделю. Потом можешь канать на все четыре стороны.
- Ты не боишься?
- Чего?
- Что я вовсе не появлюсь.
- Нет, Самвелыч, это тебе надо бояться и пуще мамы родной беречь стекляшку. А если ты об этом забудешь, то тебе напомнят, но я не советую. Свою долю, половину кристалла, получишь, когда сделаешь два бриллианта.
Сынок, мне стало не по себе. Своими руками разрезать чудо, уничтожить Подарок скупой природы. Будь ты проклята, человеческая сущность! Я спросил:
- А вдруг ты вовсе не придешь?
- Тогда жди меня через год, два, три, пять, десять. Приду. Выкинешь антраша, достану тебя из могилы.
- Где гарантия, что ты не отправишь меня туда раньше?
- Чудак, кто же мне обработает цацки? Все, до встречи...
Через месяц, устав пересматривать мои отбраковки, меня действительно уволили, а уже 30 января я поджидал моего Мефистофеля, так втайне я назвал Михаила. В сорока метрах от трассы, укрывшись в ельнике, я мерз до сумерек, напялив на себя все возможное: и мои, и его вещи.
Он явился на пятый день. Злой, но веселый. Отобрав у меня шубу, толкнул на снег.
- Ну вот, Самвелыч, со свиданьицем! А ты боялся...
- Как добрался, Миша?
- По-всякому. Знает только сибирский зверь да тайга, а кто-то не узнает никогда.
Он нехорошо засмеялся и вцепился молодыми зубами в протянутый мною шматок сала. Он был голоден, ел с остервенением.
- Давно не кушал, Миша?
- Пять суток. Когда ноги делали, "мясо" вертухаи подстрелили. Сам едва ушел.
- Ты не один?
- Я ж говорю, замочили его. А-а-а, да ты... - Он усмехнулся. - Замнем для ясности. Давай-ка я переброшусь в цивильное.
Сынок, когда он переодевался, я увидел огромный тесак и понял, какое "мясо" сбежало с ним. Я содрогнулся, представив себе, как делю с ним страшную трапезу.
- Хату снял?
- Да, у одинокой старухи, на самой окраине города.
- Быстро учишься. Сообразительный. Как стемнеет, пойдем. Насчет ксивы ничего не нюхал?
- Нет. У меня кристалл, я боялся.
- Верно, быстро ты постигаешь наши азы. Костерок бы наладить, да нельзя. Ладно, как-нибудь. Шамовка еще есть, курево?
- Есть, Миша. Все есть.
- Ты меня Мишей больше не зови. Вообще мы только что встретились. Зови пока Колей, а там что-нибудь придумаем.
И придумали... Сынок, воистину, сатана, единожды явив тебе свою харю, уже не отвратит ее.
По безлюдной трассе за час проходило не больше двух-трех машин и столько же саней. После обеда их стало и того меньше.
Кто же, как не сатана, правил теми двумя людьми, которые остановили лошадь напротив нас? Они слезли размяться. Прыгали вокруг саней, отогреваясь. Старик и молодой парень.
- И чего тебе дома не сидится? - ворчал старик, расстегивая штаны. Мать одна осталась, пожалел бы ее...
- У ее ишо Танюха есть, - возразил парень, так же разрисовывая снег ярко-желтыми вензелями. - А я, глядишь, может, и в люди выйду. Нешто мне век чалдоном сидеть? Пойду, однако, по большому, до города рукой подать.
Парень шел прямо на нас, на ходу расстегивая пуговицы. Укрывшись в ельнике, метрах в пяти присел. И тут же был убит тесаком.
Клянусь Богом, сынок, я ничего не успел понять. Смотрел только, как Михаил выворачивает карманы бедного парнишки, который, наверное, тоже ничего понять не успел.
- Господи, что же ты наделал! - только и сумел я сказать.
Он ощерился, хищно, не по-людски, и показал мне красный еще нож. Прошипел гадюкой:
- Тоже хочешь?
Я умолк, потрясенный случившимся и безысходностью моей юдоли.
- Ягорий! - между тем позвал старик. - Однако долгонько ты! Поторапливайся, смеркает уж.
Убийца белкой взлетел на пихту.
- Ягорий! - не унимался старик. - Будет тебе веревку-то тянуть. Чё молчишь? Оглох никак? Ягорий, ты чаво? Не молчи!
Он явно насторожился. Михаил кашлянул, старик резко выдернул из розвальней одностволку.
- Кто там шуткует? - тревожно понюхал воздух, раскачивая в нашу сторону стволом. - Я щас дошуткуюсь, картечью-то в лоб!
Старик боялся и не знал, что делать. То ли бросить все и уехать, то ли идти к Ягорию, то ли просто ждать.
- Танька-а-а! - жалобно позвал убийца. - Танька-а-а!
Он был психолог, этот Мефистофель. Старик решительно побрел в сторону ельника.
- Беги, - приказал мне Михаил. Увязая в снегу, я кинулся прочь, наверняка зная, что живым не уйти.
- Стой! Убивец! - крикнул старик, заметив меня.
Я невольно обернулся и последнее, что увидел, - огромную дырку ружейного дула. Ничком бросился в снег, закрыв руками голову и ожидая, когда она разлетится.
- Не надоело в снегу лежать! Вставай, Самвелыч...
- Ты... ты, Мишка... А дед?
- На первом рандеву у твоего любимого Господа. С Ягоркой вместе. Так что отныне я Ягор, а официально Егор Иванович Унжаков".
* * *
Я отшвырнул тетрадь и, дрожа от злости, уставился на Вартана.
- Ну и сволочь же ты, Вартан сын Саркиса и рода Оганянов!
- Как вы разговариваете?
- С тобой и не так бы надо! Если бы ты, золотарь вонючий, рассказал мне все сразу и показал эту тетрадь, то, возможно, Ирина, бомж, Арик и твоя мать были бы живы!
- Мама жива!
- Уповай! Сиди здесь и не дергайся.
- Как же мама?
- Они ведь должны звонить.
- Они не знают этого телефона.
- Однако записку прислали, найдут и телефон. Только дверь никому не открывайте. Тетрадь я пока заберу. Может, понадобится.
- Нет, нет, нет! Я не отдам.
- Это уже не твоя компетенция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53