Не зна
ю... В комнате был полумрак, - продолжала больная после короткого пере-
рыва, - но я ясно узнала его, деда. То же бархатное платье и золотая
цепь, а главное, те же злые глаза, чуть-чуть отливающие кровью. Горбатый
нос и сухие губы. Это был он и не он!
- Полно, успокойся, - прервал ее отец.
- Нет, слушай. - Он наклонился ко мне. - Почему ты не хочешь носить
моего подарка? - тихо спросил он, - попробуй. - В руках его было оже-
релье с головою змеи. Он надел его на меня, целуя в губы, - при этих
словах мать вытерла рот, - губы были холодные, точно лягушки, и от него
скверно пахло: гнилью, сыростью... Вместо ожерелья на моей шее висела
змея, которая тотчас же меня и укусила...
- Тут я потеряла сознание и ничего не помню... - закончила мать.
- Где же змея, мама? - не вытерпел я.
Тотчас же две, хорошо знакомые руки, подхватили меня и быстро унесли
из комнаты.
- Где это видано, бегать ночью босиком, - ворчала Катерина.
- Да где же змея, няня? - не унимался я.
- Какая змея там, барыня видела сон и закричала.
- А кровь на кофте, ведь я видел кровь?
- Ну, это не знаю. Надо спросить доктора. Да спи ты, спи, - ворчала
няня, укрывая меня.
На другое утро солнце так ярко светило в нашу комнату, Люси так звон-
ко смеялась и болтала, что я совершенно забыл и о ночном страхе и о
змее.
Когда мы были готовы, Катерина, как всегда, повела нас здороваться с
родителями. При входе в столовую она просила нас не очень шуметь, так
как мамаша не совсем здорова.
На кушетке, обложенная подушками, полулежала наша мать. Даже мой
детский взгляд заметил, как она побледнела и осунулась за ночь.
Почти не обратив на нас внимания, она обратилась к лакею:
- Где же Нетти, почему вы не приведете ее сюда? Вот уже полчаса, как
я ее жду.
- Нетти нет дома, - отвечал заикаясь лакей, - все утро мы ищем ее и
не знаем, куда она делась.
- Но где же она, что это значит? - волновалась мать.
Лакей молчал.
- Разыщите, узнайте, кто видел ее последним, - распорядилась мать.
Лакей вышел.
Отсутствие собаки удивило и меня; я так привык ее видеть у ног мате-
ри, но все же судьба змеи интересовала меня больше, и, с несдержанностью
избалованного ребенка, я спросил:
- Мама, ты нашла змею?
В ту же минуту отец сердито дернул меня за руку и прошептал: "Молчи".
С недоумением я посмотрел на него и на мать. Брови отца были грозно
сдвинуты, а мать с легким стоном откинулась на подушки.
Прежде чем я опомнился, отец спокойным тоном спросил меня, не хочу ли
я верхом съездить в деревню, что давно было уже мне обещано.
Удовольствие верховой поездки заслонило все. С криком радости я бро-
сился на шею отца.
- Прикажи оседлать тебе "Каряго" и пусть едет провожать Петро. Когда
лошади будут готовы, зайдите сказать, я дам Петро поручение.
- Да, только поезжай осторожно, не скачи особенно под гору, - кончил
отец.
Через час мы уже выезжали из ворот замка. Пропуская нас, привратник
просил Петро узнать, нет ли в деревне Нетти.
- До сих пор мы не можем ее найти, а барыня изволят сердиться.
Петро проворчал что-то вроде "старого дьявола", и мы осторожно начали
спускаться под гору.
Я устал, Альф, до завтра.
Твой Д.
ПИСЬМО СЕДЬМОЕ
Воспоминания, как рои потревоженных пчел, осаждают меня, и мне оста-
ется одно - писать и писать.
Итак, мы отправились с Петро в деревню.
Петро, старый слуга нашего дома, обожал отца и меня, да и вообще лю-
бил всю нашу семью. Это был добрый, веселый старик, всегда готовый помо-
гать мне во всех шалостях, достать ли птичье гнездо, смастерить ли удоч-
ку, принести ли живого зайца... В Петро я всегда находил усердного по-
мощника.
Но за последнее время Петро очень переменился: его уже не интересова-
ли больше ни наши зайцы, ни ловля рыбы, ни даже молодой ворон с переби-
тым крылом, что подарил мне кучер.
Петро молчал по целым часам, и только глаза его страшно бегали и
как-то загорались злобой, когда он хотя издали видел проходившего старо-
го слугу графа, привезшего гроб.
Он что-то бормотал, и "старый дьявол" частенько срывался с его губ.
Вся дворня знала ненависть старика к приезжему американцу, и всех это
удивляло, так как добрее и обходительнее, чем Петро, не было человека в
замке.
Чем вызвал американец к себе ненависть - трудно сказать. Он был так
тих и так непритязателен. Все время он проводил или в своей сторожке,
которую исправил, или в склепе, у гроба своего господина. Реже он тихо
бродил в той части сада, где было его жилье.
Ни в людской, ни в кухне он никогда не появлялся. От общего содержа-
ния он тоже отказался.
- Мой господин оставил мне достаточно, чтобы не умереть с голода, -
объяснил он отцу.
Кое-кто из наших привилегированных слуг думали свести знакомство с
новым жильцом; но живо отстали, обиженные его гордыми и холодными отве-
тами.
Отказ от общего стола тоже многих задел за самолюбие, а над выражени-
ем "не умру с голоду" слышались шутки.
- Ишь ты, приехал сухой да серый, а теперь так растолстел, что в
дверь не войдет, да и губы красные, что твоя кровь! - смеялась Марина,
молодая веселая поломойка.
- Не верещи! - крикнул на нее Петро, - вот заест тебя, так не так еще
потолстеет.
- Подавится, - заливалась смехом Марина.
Пока довольно. Альф.
Ты спросишь, какие дела с Ритой? Великолепно. Бросая перо, я сбрасы-
ваю и все прошлое и принадлежу только моей чудесной невесте.
Иногда мне приходит на ум - время ли теперь заниматься воспоминания-
ми, не лучше ли наслаждаться настоящим?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74