Он знал, и я знал, и все знали – чего уж там…
Завершал великое сидение отставной Десятиглавец Равана. После героического спасения братца Вишну, которого Равана приволок в Обитель на своих широченных плечах, у меня просто не поднялась рука отослать Ревуна в казармы, где временно расположились его подчиненные-ракшасы. Равана лишь ненадолго отлучился, чтобы перекусить, и вернулся просто лучась счастьем! Еще бы, кухня Обители после постно-праведнического хлебова братца Вишну…
– Скажи, Владыка, а у тебя здесь тоже рай считается или как? – гулким шепотом поинтересовался вдруг царь ракшасов.
– Рай, – кивнул я. – Царствие небесное.
– Тогда странно…
Я собрался было обидеться – и передумал.
– У меня сейчас как раз время месячным, – продолжил деликатный Равана, – и ничего!
– Что?! – аж подпрыгнул я. – Чему у тебя время?!
– Мучиться пора, – доступно разъяснил великий мятежник. – Чтоб рай не отторгал. А твоя Обитель нас и так принимает будто родных! Живот не пучит, руки-ноги не крутит, в глазах не темнеет. И не тянет никуда. Я-то помню, как в Вайкунтхе бывало, ежели вовремя в местный ад не сходишь! Опять же кормят у тебя не в пример…
Равана покосился на Опекуна Мира, но тот никак не отреагировал на упрек ракшаса.
– Слышь, Владыка, а может, мы у тебя останемся? Тебе тут никого охранять не надо? А то перетащим из Вайкунтхи сюда всех Зловещих Мудрецов, будем их пасти! Вот один уже сам перебежал… – Он кивнул в сторону Жаворонка, о чем-то тихо беседовавшего со своим отцом.
– Посмотрим, – туманно пообещал я, с ужасом представив, как убитых в бою кшатриев встречает в раю Индры эта развеселая компания. – На недельку останетесь, а там видно будет. Трехмирье ходуном ходит, наперед загадывать не приходится. Вот сейчас братец Вишну очухается, расскажет нам, скудоумным, как в игрушки игрался, тогда и решим.
– Но-но, решат они! – мигом вспух от порога бдительный Гаруда. – Я своего Опекуна тиранить не позволю! Ему покой нужен, одеяло шерстяное, а не ваши вопросы!..
Если честно, я даже малость позавидовал Опекуну. Когда от шума драки и грохота моего перуна малыш пришел в себя, мы втроем – Брихас, Жаворонок и я – немедля набросились на него с вопросами. Но Лучший из пернатых горой (в прямом смысле!) встал на защиту любимого хозяина. И каркать ему в этот момент было на все мои громы и молнии! Нет, все-таки он молодец, наш Проглот! Замахал на нас крыльями, подняв маленькую бурю, прикрыл Светоча Троицы собственным телом, как квочка цыпленка…
И мы отступили, устыдившись. Действительно, пристали к больному с допросом! Позор, суры-асуры!
– Не надо завидовать, брат мой Индра. – Вишну, всегда чутко улавливавший мои настроения, аккуратно поставил на пол беседки пустую чашу. – Не тебе удивляться преданности. Помнишь, Змий-Узурпатор предложил уважаемому Брихасу и твоим головорезам облаков перейти к нему на службу? И чем дело кончилось?!
Я помнил, чем кончилось то давнее дело.
Если я сижу здесь, а Змий по сей день ловит козлят в дебрях Кишкиндхи – как не помнить?
– Я действительно наломал дров. – Вишну криво улыбнулся. – Пора разжигать костер. Надеюсь, что не погребальный… Но прежде чем судить меня, ответь, брат мой Индра: ты можешь представить себе, что значит быть младшим в семье? В нашей семье, в семье не просто суров – братьев-Адитьев? Вечный мальчик на побегушках? Бог, который, по большому счету, никому не нужен? До которого никому в семье нет дела? Не отворачивайся, Громовержец, смотри мне в лицо, не моргая – раньше ты никогда не моргал, глядя на милого маленького Упендру!
– Ты прав, – чуть слышно ответил я. – Ты прав, малыш. Я слушаю. Рассказывай и ничего не бойся.

2

Было у Брахмы-Созидателя шестеро сыновей: пятеро умных, а шестой – мудрец. Кашьяпа-риши звался, а если по-простому, то Черепаха-пророк. Все сыновья как сыновья, а этому неймется. Брахма его уж и из сыновей во внуки перевел – не помогает. Пришлось женить. Одна беда: дел у Брахмы невпроворот, вчера дело делал, сегодня забыл – делал ли… Встретит сына-внука, Кашьяпу дорогого, и спросит на бегу: «Ну как, родимый, жениться будем?» А Кашьяпа (вот ведь какое чадо послушное!) кивает. Раз кивает, два кивает, три… вот тринадцать жен и накивал.
А детишек и вовсе немерено.
Мудрец потому что.
Сами посудите: когда вокруг полыхает заря бытия, а тебе приписывают отцовство чуть ли не каждого второго дитяти в Трехмирье… Что остается? Признать себя ходоком из ходоков? Примерить рога? Или сделать так, чтобы все вокруг твоей мудрости позавидовали?
Кашьяпа-риши выбрал последнее.
И все шло бы тихо-мирно, если б не любимая из жен, пылкая Адити– Безграничность. Сердце у бабы горячее, душа нараспашку, вот и поди уследи за Безграничностью: которым боком она к тебе, а которым – к подозрительно румяному суру-асуру! Тыщу глаз вылупи – заслезятся! Многие, ах многие успели затеряться в жарких объятиях красавицы, но немногие обратно вернулись. Зато одиннадцать сыновей-Адитьев стали в ряд, все как на подбор! Вылитый папа Черепаха, муж законный: у одного кудри с прозеленью, второй светило из светил, третий буян-громыхатель, четвертый…
Что?
Где ж сходство, говорите?!
Вы это не нам, а самой Безграничности скажите: авось отыщут вас через югу– другую…
(Я слушал братца Вишну и думал, что не я один избрал в эти безумные дни роль шута. Видимо, когда последний доспех пробит и в бреши светит голое сердце, только и можно закрыться что наглой ухмылкой. Иначе я давно бы отвесил Упендре подзатыльник за глумление над отцом-матерью.
Хотя знал, что он говорит правду.
А кто не знал?..)
…Двенадцатая беременность упала как снег на голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19