Кажется, Настя была готова расплакаться.
– Ты прав, Снегирь, – чуть слышно прошелестел ответ. – Они – читатели. А я – дура. Круглая. Извини, пожалуйста…
Я обнял ее за плечи. Теплые, узкие плечи, обтянутые джемпером.
– Все, проехали. Твой любимчик Толстой терпеть не мог Шекспира. А Тургенев – Достоевского. Дразнил того килобайтщиком и шаромыжником. Дескать, потакает запросам низкого быдла. Зато и Толстой, и Тургенев обожали Жюль Верна. Представляешь, в гостевой книге: «Дарагой Жюль пеши больше я от тебя балдю. Твой фан Тургенев…»


VIII. РУБАИ ИЗ ЦИКЛА «ОБИТЕЛЬ СКОРБЕЙ»

Написал я роман, – а читатель ворчит.
Написал я рассказ, – а читатель ворчит.
Я все время пишу – он все время читает,
И – Аллах мне свидетель! – все время ворчит!.


VII. ОТСЕБЯТИНА: «ЛУЧШИЙ-ИЗ-ЛЮДЕЙ»

Мы внимательно изучили ваши рассказы, выискивая самое лучшее.
К сожалению, вынуждены огорчить отказом. В текстах должно быть поменьше жестоких и «кровожадных» сценок, а побольше добра, юмора, движений. Чтобы вам стали более понятны наши требования, сообщаем, что наш журнал рассчитан на среднего колхозника, среднего труженика. А теперь представьте: приехали вы в какой-нибудь колхозный клуб и читаете рассказ «Око за зуб». Написано, конечно, здорово, но реакцию зала можно отчетливо предсказать…
    Из архива В. Снегиря
– И тут великий воин Бут-Бутан выхватил меч Дзё-Дзё-цы, что значит «Обух Счастья», и, произведя тайный прием «Снулый карп мечтает стать драконом»…
– Ух-х-ха! Хо-хо-хо!
– Тише!
– …изученный им у отшельницы Лохматого Хребта, с таким искусством отсек себе на взмахе кончик левого уха, что Черный Кудельпац в тот же миг умер от смеха! А боги с небес плакали жемчугом и изумрудами, больно ударяя по бритому затылку героя…
– Га-га-гаххрр!
– Еще! Еще давай!
– И тогда великий воин Бут-Бутан, иначе Куриный Лев…
– Ах-ха! Цып-Львенок!
– Саранча в меду! Горяченькая!
Набив рот саранчой, по вкусу напоминавшей мамины «хрустики», я лениво внимал. Этот сон мне нравился. Вкусно, смешно, и никаких дурацких хватов с Горцами. Невпопад вспомнился Вальтер Скотт: в дневниках сэр писал, что у него работа над романом идет всегда. Гуляет, ест, спит, а потом – бац, и сложилось. Ясное дело, мы с сэром одной крови: и в области таланта, и по части методов. В чате сижу, Настю люблю, потом сплю, значит, саранчу кушаю, байки слушаю, и вдруг – бац озарение. «Большое У», если верить китайцам. Или даже «Большое У-у-у!» Строчка за строчкой, и каждая нетленкой пахнет. Руки тянутся к перу, перо к бумаге, минута – и…
Вот только еще посплю маленько.
– …в отрогах Дурьяндупы встретился ему крылатый Сри-Сида, то есть «Блистательный Небожитель», лелея желание поделиться секретами боя на овечьих колокольцах. Ибо слух о подвигах героя…
Глаза болели от зеленого. Харчма старого Хун-Хуза располагалась на обширном лугу, при полном отсутствии стен или крыши над головой. В сезон дождей проще нанять нищих с зонтами, дабы прикрывали клиентов. Во всяком случае, это я решил, что так проще, а кому не нравится, пусть идет в другое место. Здесь же перед любым посетителем прямо на травке расстилалось полотно, и ты, сидя на собственной заднице, мог предаться чревоугодию. Кухня простая, но обильная: тушеная печень осьминога, свиные хрящики в жижице, суп из бычьих рогов, биточки «Черачап», нефритовые стебли в уксусе, глаза карасиков… И много-много манговой фьюшки. Под фьюшку слушать о подвигах Бут-Бутана было тепло и смешно.
Хотя для меня жизнь Куриного Льва сочинялась без особого веселья.
Бут-Бутана, мальчишку-неудачника, я во многом писал с себя, любимого. Влад Снегирь, он же Владимир Чижик, в детстве просто Пыжик. Вечно обижаемый рохля. Пятый класс школы: пошел заниматься дзюдо. Один раз подтянулся на турнике, дважды отжался от пола. Посмеялись, но взяли. Через полгода ударился головой об пол: врачи-окулисты запретили борьбу напрочь. Пошел на фехтование. Чуть глаз не выбили: маска прохудилась. Пошел на карате, уже в бурсе: сломал ногу, а тренера вскоре посадили по валютной статье. Мне легко было «делать» Бут-Бутана – подкидыш, воспитанный в семье маслодела Чемпаки, гордый заморыш, он был убежден, что родился для воинских подвигов. Вечно битый, всегда задиристый, превращавший в оружие любой попавший в руки предмет (ветку, пояс, камень…) и снова битый, битый, битый… За него давали не двух – две сотни небитых. Неукротимый дух царил в скудном теле. И однажды бродячий Пандит рассказал мальчишке сказку про Лучшего-из-Людей: воина, мудреца, правителя, волшебника, равного богам. За что Златоухая Джестумшук, госпожа Сивого неба, велела дружине Вержегромцев расчленить предательски усыпленного героя. Части тела Лучшего-из-Людей были раскиданы по земле, обратясь в младенцев. Подкидышей. Вечно ищущих завершения и никогда не находящих его.
«Возможно, ты, малыш, правая рука Его, – на прощание сказал Пандит. – Рука Меча. Ты помнишь, ты хочешь, но не можешь. Что ж, ищи…»
Бут-Бутан пошел искать. Сейчас, в моем незаконченном романе, он бился на стенах Дангопеи вместе с Носатой Аю, «Рукой Щита», страстно желавшей защитить всех страдальцев, но навлекавшей на них лишь новые беды, и Мозгачом Кра-Кра, «Головой Власти», косноязыким волшебником, не способным произнести до конца ни одно заклинание. И мне надо было гнать их дальше на поиски, а я ел саранчу, пил фьюшку, спал без задних ног и врал издателю, что скоро закончу.
Брехло я ленивое.
Самое время «пшикнуть» и сесть за работу.
– …спасибо Нежному Червю: подкинул Отщепенку. Швея, доложу я вам! – пока мы над плащами корпели, она за два дня все мундиры галунами обшила!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12