ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
У меня тут, говорит, казенное имущество. И этим… вульгарным эмпириком обозвал.
– А меня только по теории спрашивали, – робко подал голос мальчик в аккуратном, кое-где заштопанном камзольчике. – И то чуточку.
Его кружка с пивом стояла нетронутой. Похоже, будущий маг хмельным раньше не баловался и опасался последствий. Впрочем, причина могла быть и иной: мало кому пиво нравится с первого раза.
– Ты ж, небось, по квоте шел. По квоте не собеседка, а лафа!
– Ага, лафа, – проворчал бывалый усач. Он выскреб коркой хлеба подливу, дождался тишины и продолжил: – Чтоб лафу заработать, до седьмого пота пахать надо…
– Верно, – поддержал его востроносый Клод, забыв, как вначале хвалился перед квотниками. – Ее, матушку, задарма не получишь. Ни от Коллегиума, ни, тем паче, королевскую стипендию. Я знаю…
– Что, не дали? А как же твой подход? – патлатый нахал чуть не лопнул от хохота. – Или бабы нужной не подвернулось?
Марыся сердито зыркнула на хама. Вот же балбес! «Вякни еще разок – я тебе отсыплю фунт лиха с закруткой!» – решила капитанская дочка, готовясь к вызову миниатюрного торнадика. Но щелкнуть пальцами она не успела. Девушка и не предполагала, что в этот миг она входит в историю. В самовластную, незваную историю, которая без спросу вторглась в «Шляпу волхва». Слышите? Стук входной двери. Глухое звяканье колокольчика. Торопливые шаги – жеребячий суматошный галоп по ступенькам.
Конечно, слышите.
Из песни слова не выкинешь. Точно так же не выкинуть человека из истории, пускай он – чужой человек в чуждой ему истории. Зацепило краешком – все, увяз мухой в варенье. И не выберешься, пока история сама не сочтет нужным отпустить тебя и прошествовать дальше, мимоходом вовлекая в танец других бедолаг. Это люди то и дело что-нибудь не успевают. А серьезные дамы – История, Судьба и их сестры (не к ночи будь помянуты!) – никуда не спешат и никогда не опаздывают.
– Вы не поверите!
Молодой человек в куртке нараспашку, разгоряченный от быстрого бега, влетел в зал с такой скоростью, что сумел остановиться, лишь с разгону упершись руками в стол.
– Я из деканата! – торжествующе выпалил он, задыхаясь, и умолк, глотая пиво. Кружка принадлежала усачу, но тот даже не возмутился, настолько был заинтригован. – Из деканата… я… списки смотрел!..
Вестник отер губы тыльной стороной ладони.
– Знаете, кто будет учиться с нами на одном потоке?!
Caput III
Лихой подарок – бег времен,
Старт – жизнь, и финиш – труп,
Вот за спиною – век знамен,
Вот за спиною – век имен,
Вот прожит век, где я умен,
И начат век, где глуп.
Томас Биннори
Ночью громада Универмага производила страшноватое впечатление. Вознеслась к звездам башня астрологического отделения, выпятив площадку обзора; сегменты корпусов, разбросанные на первый взгляд хаотично, с флангов загнулись клешнями лабораторий, напоминая гиганта-скорпиона, ждущего в засаде. Днем впечатление пропадало, сглаженное касаниями солнца или струями дождя, а главное – толпой народа, желающего приобщиться к Высокой Науке. Но вечер сгущался, набирая бархатистой темноты, как выдержанное вино – крепости и аромата, звезды усеивали небосклон, и месяц секирой палача нависал над Реттией…
– Ух ты! – восхитился некий парнишка, бойкий не по возрасту, задержавшись перед университетом. – Аж жуть… Ты гляди, вон и глаз!
Глазом он назвал окно кафедры теормага – там горел свет.
– Выкуси, зараза!
Без злобы, исключительно по широте натуры, парнишка сунул в адрес окна кукиш, такой замечательный, что ему следовало бы находиться в музее, и припустил со всех ног. Мало ли, шарахнут в ответ молнией, либо из самого фигу скрутят – голову промеж ног, и пиши пропало… Крис-Непоседа, приемный внук бабушки Марго, сейчас впервые затесался в историю лично – и спешил удрать, пока его не приставили к делу.
При талантах Кристиана истории – не лучшее место для обитания. Оглянуться не успел, а тебя за ушко да на солнышко, и казенный бичеватель с кнутом похаживает…
Страхи парня были необоснованны. Во-первых, история строга, но справедлива. Без нужды она никого за ушко не хватает. Во-вторых, доцент Матиас Кручек, а это он жег свечи в пустом кабинете, меньше всего собирался швыряться молниями. Задержавшись в Универмаге, Кручек предавался занятию, которого избегал всю жизнь – читал стихи.
Днем он приобрел в лавке букиниста томик поэзии за авторством Томаса Биннори. Глух к изящной словесности, приват-демонолог знал за собой такой грех. Все поэты для него были в определенной мере душевнобольными, и Биннори – не исключение. Но хворь барда-изгнанника являлась вызовом научному естеству доцента, а в стихах он надеялся найти зацепки для гипотез. Так сыщик кружит по месту преступления, присматриваясь к пустяковинам:
«А вдруг?.. а если?!»
К сожалению, засидевшись над балладами и миниатюрами, Кручек не вынес особой пользы. Кроме окончательного уверения: да, Биннори скорбен разумом, и странно, что он не рехнулся давным-давно. Вот, например:
– Мы, поэты,
Голы
Как глаголы.
Скажите на милость, может ли здравомыслящий сударь заявить такое? Голы, как глаголы? А местоимения, значит, носят штаны? Наречия – платья с оборками? Существительные щеголяют в приталенных камзолах? «Чародеи золы, как камзолы, – съязвил доцент, и сразу поправился: – Нет, иначе. Чародеи злы, как… как…»
Напрашивающаяся рифма ему не понравилась, и он вернулся к Биннори. Типичная мания преследования. Обремененная тягой к самоубийству. Плюс искажения в картине мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– А меня только по теории спрашивали, – робко подал голос мальчик в аккуратном, кое-где заштопанном камзольчике. – И то чуточку.
Его кружка с пивом стояла нетронутой. Похоже, будущий маг хмельным раньше не баловался и опасался последствий. Впрочем, причина могла быть и иной: мало кому пиво нравится с первого раза.
– Ты ж, небось, по квоте шел. По квоте не собеседка, а лафа!
– Ага, лафа, – проворчал бывалый усач. Он выскреб коркой хлеба подливу, дождался тишины и продолжил: – Чтоб лафу заработать, до седьмого пота пахать надо…
– Верно, – поддержал его востроносый Клод, забыв, как вначале хвалился перед квотниками. – Ее, матушку, задарма не получишь. Ни от Коллегиума, ни, тем паче, королевскую стипендию. Я знаю…
– Что, не дали? А как же твой подход? – патлатый нахал чуть не лопнул от хохота. – Или бабы нужной не подвернулось?
Марыся сердито зыркнула на хама. Вот же балбес! «Вякни еще разок – я тебе отсыплю фунт лиха с закруткой!» – решила капитанская дочка, готовясь к вызову миниатюрного торнадика. Но щелкнуть пальцами она не успела. Девушка и не предполагала, что в этот миг она входит в историю. В самовластную, незваную историю, которая без спросу вторглась в «Шляпу волхва». Слышите? Стук входной двери. Глухое звяканье колокольчика. Торопливые шаги – жеребячий суматошный галоп по ступенькам.
Конечно, слышите.
Из песни слова не выкинешь. Точно так же не выкинуть человека из истории, пускай он – чужой человек в чуждой ему истории. Зацепило краешком – все, увяз мухой в варенье. И не выберешься, пока история сама не сочтет нужным отпустить тебя и прошествовать дальше, мимоходом вовлекая в танец других бедолаг. Это люди то и дело что-нибудь не успевают. А серьезные дамы – История, Судьба и их сестры (не к ночи будь помянуты!) – никуда не спешат и никогда не опаздывают.
– Вы не поверите!
Молодой человек в куртке нараспашку, разгоряченный от быстрого бега, влетел в зал с такой скоростью, что сумел остановиться, лишь с разгону упершись руками в стол.
– Я из деканата! – торжествующе выпалил он, задыхаясь, и умолк, глотая пиво. Кружка принадлежала усачу, но тот даже не возмутился, настолько был заинтригован. – Из деканата… я… списки смотрел!..
Вестник отер губы тыльной стороной ладони.
– Знаете, кто будет учиться с нами на одном потоке?!
Caput III
Лихой подарок – бег времен,
Старт – жизнь, и финиш – труп,
Вот за спиною – век знамен,
Вот за спиною – век имен,
Вот прожит век, где я умен,
И начат век, где глуп.
Томас Биннори
Ночью громада Универмага производила страшноватое впечатление. Вознеслась к звездам башня астрологического отделения, выпятив площадку обзора; сегменты корпусов, разбросанные на первый взгляд хаотично, с флангов загнулись клешнями лабораторий, напоминая гиганта-скорпиона, ждущего в засаде. Днем впечатление пропадало, сглаженное касаниями солнца или струями дождя, а главное – толпой народа, желающего приобщиться к Высокой Науке. Но вечер сгущался, набирая бархатистой темноты, как выдержанное вино – крепости и аромата, звезды усеивали небосклон, и месяц секирой палача нависал над Реттией…
– Ух ты! – восхитился некий парнишка, бойкий не по возрасту, задержавшись перед университетом. – Аж жуть… Ты гляди, вон и глаз!
Глазом он назвал окно кафедры теормага – там горел свет.
– Выкуси, зараза!
Без злобы, исключительно по широте натуры, парнишка сунул в адрес окна кукиш, такой замечательный, что ему следовало бы находиться в музее, и припустил со всех ног. Мало ли, шарахнут в ответ молнией, либо из самого фигу скрутят – голову промеж ног, и пиши пропало… Крис-Непоседа, приемный внук бабушки Марго, сейчас впервые затесался в историю лично – и спешил удрать, пока его не приставили к делу.
При талантах Кристиана истории – не лучшее место для обитания. Оглянуться не успел, а тебя за ушко да на солнышко, и казенный бичеватель с кнутом похаживает…
Страхи парня были необоснованны. Во-первых, история строга, но справедлива. Без нужды она никого за ушко не хватает. Во-вторых, доцент Матиас Кручек, а это он жег свечи в пустом кабинете, меньше всего собирался швыряться молниями. Задержавшись в Универмаге, Кручек предавался занятию, которого избегал всю жизнь – читал стихи.
Днем он приобрел в лавке букиниста томик поэзии за авторством Томаса Биннори. Глух к изящной словесности, приват-демонолог знал за собой такой грех. Все поэты для него были в определенной мере душевнобольными, и Биннори – не исключение. Но хворь барда-изгнанника являлась вызовом научному естеству доцента, а в стихах он надеялся найти зацепки для гипотез. Так сыщик кружит по месту преступления, присматриваясь к пустяковинам:
«А вдруг?.. а если?!»
К сожалению, засидевшись над балладами и миниатюрами, Кручек не вынес особой пользы. Кроме окончательного уверения: да, Биннори скорбен разумом, и странно, что он не рехнулся давным-давно. Вот, например:
– Мы, поэты,
Голы
Как глаголы.
Скажите на милость, может ли здравомыслящий сударь заявить такое? Голы, как глаголы? А местоимения, значит, носят штаны? Наречия – платья с оборками? Существительные щеголяют в приталенных камзолах? «Чародеи золы, как камзолы, – съязвил доцент, и сразу поправился: – Нет, иначе. Чародеи злы, как… как…»
Напрашивающаяся рифма ему не понравилась, и он вернулся к Биннори. Типичная мания преследования. Обремененная тягой к самоубийству. Плюс искажения в картине мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18