Там, где еще недавно горел камин, стояла миниатюрная женщина в
бархатной накидке с капюшоном, и добрая дюжина тройных шандалов напрасно
тратила свой свет, пытаясь высветить хоть что-то внутри этой агатовой
накидки.
Она шагнула вперед, сбрасывая капюшон и легко касаясь тонкими
пальцами ковра на стене - темно-зеленый ковер и золото кривых ножен в
центре - и все исчезло.
Тайна исчезла. Обычная женщина, мне по плечо, и вьющиеся волосы
обрамляли овал лица, и это лицо улыбалось мне, а я, как дурак, улыбался в
ответ, хотя в Доме было по-прежнему холодно, и настроение мое было
по-прежнему мерзким.
"Надолго, Лайна?.." - хотел спросить я. И не спросил.
"Что произошло, Предстоящая?.." - хотел спросить я. И тоже не
спросил.
- Это было хорошо придумано, - сказала она, и звездные камни ее
перстней обожгли мне глаза.
"Что именно?" - хотел спросить я. И не спросил. Я знал - что именно.
- Со шнуром, - сказала-пропела Лайна, опускаясь на дубовую скамью. -
Просто и изящно. Мастерски... Я полагаю, что гонец Махметкул-арра уже
захлебывается в ближайшей таверне красным вином и собственным враньем. Еще
одна легенда, еще один глоток пряного страха, еще один камень в пирамиде
мифа... Спасибо, Сарт. Прекрасная работа.
Тонкие губы Лайны-Предстоящей еле заметно подрагивали, породистый нос
с легкой горбинкой словно принюхивался к далекому, слабому аромату, и я
понимал, что неизвестный мне гонец Махметкул-арра в эту минуту с восторгом
рассказывает кому-то о случившемся, привирая добрую четверть, если не
половину, и его слушатели кивают головами, шепча темное имя Ахайри,
Матери-Ночи.
Лайна резко поднялась и направилась к мраморной лестнице, покрытой
чем-то алым и ворсистым. Она шла по ступенькам, чуть подобрав подол
длинного платья, и перила рядом с ней наверняка были гладкими и ледяными.
Каменными были перила. А мои ладони еще помнили дерево, дерево этих же
перил пятиминутной давности...
Шутки шутишь, Дом, Дом-на-Перекрестке? Мы бродим, мечемся, спешим, а
ты стоишь и поджидаешь всех нас, и твоя вечная изменчивость хранит внутри,
в самой сердцевине, некий тайный зародыш...
Чем прорастешь, Дом, Дом-на-Перекрестке?!
...Я смотрел вслед Предстоящей, а за моей спиной молчала стена с
обоями в цветочек, стена без всяких признаков окна с витражами, но я знал,
что там, снаружи, занимается рассвет.
Иначе бы Она не ушла.
- До заката, Предстоящая, - прошептал я и вновь почувствовал, что
мерзну.
- До заката, Мифотворец...
В Доме было ужасно холодно.

2
Я вернулся в свою комнату, мрачно подмигнул просиявшему тюльпану и
открыл тумбочку у кровати, где у меня еще оставалось с полбутылки
хиразского бальзама. Темно-топазовый, чуть горчит, тридцать две травы в
настое, а крепость...
Такую крепость не в одиночку штурмовать. Я подумал, вытащил пробку и
двинулся на приступ.
...Пятый глоток настроения не улучшил, но ощутимо добавил тепла в
окружающую сырость. Зря все-таки Лайна назвала меня Мифотворцем. Ведь
знает же, что не люблю, и я знаю, что она знает, и тем не менее...
Шестой глоток. Седьмой. Я попытался расслабиться и вспомнить, какой
покорно-томительной любовницей бывает хрупкая Лайна, Предстоящая
Матери-Ночи Ахайри, но в голову упрямо лезло совсем другое: пинки,
теряющее чувствительность тело, смех разгоряченной толпы, в которую
судорожно швырял бесполезные слова чужак по имени Сарт... Я только что
выпал из своего, привычного мира, я еще не успел понять, что Тяжелое Слово
Магистра Сарта здесь, в этом простом и старом существовании, превратилось
в горсть побрякушек, раздавленных в крошку сандалиями зевак. Я еще жил
тем, о чем не хочу рассказывать - не здесь, не сейчас - и не научился пока
жить заново. Пинки, смех, стыд - и порог неизвестно откуда взявшегося
Дома, шелест убегающих ног позади, и - глаза, внимательные, оценивающие
глаза Лайны-Предстоящей.
Временами я ненавидел эти глаза. Мне казалось, что в них
сосредоточилась вся тяжесть здешнего практичного бытия, где тщательно
продуманные чудеса отмеряются по чайной ложке для здоровья тупеющего
человечества; и мы - личные Мифотворцы Предстоятелей - укладываем
иллюзорные кирпичи легенд, лжи, сказок, чтобы люди могли жрать, спать,
размножаться и изредка, на сон грядущий, тешить ожиревший разум словами о
том, чего нет и не может быть.
Мой бедный, глупый ночной всадник! Ты же знал, верил, ты был готов
испугаться, ты испугался почти радостно, ты так и не понял, что это твой
сладкий ужас вырос перед твоим конем!.. А я лишь помог, помог нелепо,
случайно, я ощутил твой страх и помог ему принять форму - и лишь я видел,
что конь, глупое животное, вставал на дыбы, повинуясь власти поводьев и
обиженно выкрикивая свои конские проклятия...
Ничего не видел конь. И поэтому не понимал жгучей боли в разрываемом
рту. Он не знал, что он должен увидеть. Кони не молятся в храмах Ахайри. А
люди молятся. Люди верят. Люди знают, кто может встретиться им в ночи.
Некоторые даже видели саму Темную Мать, когда она несется по заброшенным
дорогам, гоня упряжку крылатых вепрей...
Меня всегда интересовало, какому болвану первому пришла в голову идея
свиньи с крыльями?!. И почему они - люди, а не свиньи, хотя иногда и
весьма похожие друг на друга - почему они не смеются, а боятся?!
Не положено Мифотворцу думать о таких вещах. Традиция есть традиция.
1 2 3 4 5 6 7 8