Он изредка встречался с нею — то в столовой, то на заводском дворе, то в директорской приемной,— но ни разу не удавалось поговорить с ней обстоятельно. Он за это упрекал только себя — не умел. У других все так легко получается: вовремя ласково улыбнется, скажет комплимент, найдет какое-нибудь удачное словечко, с которого и начнется разговор. У Казимира не было нужных для этого способностей. Не научился он за свои тридцать семь лет, не хватало времени. Да с Натальей надо было и разговаривать как-то по-иному, не так, как со всеми.
«С Натальей нельзя пустозвонить,— думал Казимир.— С нею нельзя вести легкий, бессодержательный, светский разговор. С Натальей надо говорить так, чтобы она всего тебя поняла, все, без утайки, ей нужно сказать сразу».
Что собирался сказать Наталье Казимир, он и сам не знал. Но он чувствовал, что ему нужно, чтобы она была рядом, чтобы он мог всего себя раскрыть ей. Надо, чтобы она знала, что у него в Бобруйске во время войны погибла вся семья. Именно потому ему сейчас, больше чем когда бы то ни было, хочется, чтобы кто-то был рядом, чтобы не угнетала так звериная тоска одиночества. Надо, чтобы кто-то знал об этом. Казимир понимал, что этим «кто-то» может быть только Наталья. Больше никого он не пустит в свое сердце.
Он часто засиживался на службе. Здесь он мог спокойно подумать и о работе, и о своей жизни. И однажды в такой поздний час встретился с Натальей.
Как это почти всегда бывает, после болезни организм жадно хватается за жизнь. Не заметила Наталья, как у нее снова округлились и бедра, и плечи, на лице появилась та же матовая свежесть загара, оживилась улыбка, засветились глаза... Так же свободно, как прежде, побежали по волосам едва заметные мягкие волны.
У проходной Наталья с кем-то разговорилась, повернулась было идти и столкнулась с Казимиром.
— Простите, чуть не сбила вас с ног,— удивленно блеснула она глазами и смутилась от своих слов.
«Вот и удобный случай пошутить, завязать разговор и вместе пойти»,— подумал Казимир.
— В жизни очень хочется, чтобы кто-нибудь сбил если не с ног, то хотя бы с панталыку,— сказал он.
— Вашего брата не так легко сбить с панталыку,— весело подхватила шутку Наталья.
— Как так?
— У бухгалтера, особенно у главного, все должно быть точно: и взвешено, и рассчитано.
— Ваша правда,— вздохнул Казимир.— Вот именно это подчас больше всего и вредит мне.
— Нет, это, вероятно, очень помогает.
— Горькая ошибка, Наталья Игнатьевна. До того вредит, что если бы я кого даже полюбил, то побоялся бы сказать об этом.
Наталья шла быстро и легко, все время забегала вперед и, разговаривая с Казимиром, оборачивалась назад. Казимир словно догонял ее и никак не мог догнать. Она была в темно- зеленом платье и в легких босоножках на загорелых ногах. По ее русым, зачесанным назад волосам плыли едва заметные волны.
— А вы не бойтесь, скажите,— повернулась, словно поджидая его, Наталья.— И увидите, все будет просто. Может, от вас как раз и ждут, чтоб сказали.
— Ну, допустим, если бы вам кто-нибудь сказал...
— Мне не надо,—вдруг строго проговорила Наталья и даже не обернулась.— Я этого не жду... Ну вот я и дома.
Не успел Казимир опомниться, как Наталья легко и проворно взбежала на высокое крыльцо, рывком открыла дверь и скрылась за нею, даже не оглянувшись.
Как мог понять эти слова Казимир? По-всякому.
То ему казалось, что эта беседа обижает его: Наталья даже не захотела с ним разговаривать. Сразу дала понять, что он ей не нужен. Она сторонилась его. «Мне не надо»,— вспомнил он ее слова, и ему показалось, что они были сказаны даже со злостью. «Я этого не жду»,— сказала она, и Казимир почувствовал в этих словах насмешку. Он вспомнил, как Наталья, идя рядом с ним, все время вырывалась вперед, наверно, хотела как можно скорей избавиться от него. «Мне надо перестать думать о ней,— мысленно говорил Казимир.— Очень гадко набиваться, если на тебя не хотят даже смотреть. Я же не мальчишка, и мне должно быть стыдно. Ладно. Кончено. Встречу, кивну головой — «здравствуйте, будьте здоровы»,— и хватит. Это даже лучше, что так сразу все стало ясно»,— думал Казимир.
То вдруг начинало казаться все наоборот: Наталья дала ему надежду. Нет, не то слово: не надежду, а... Ну, просто она как-то выделяет его из числа других. И как только Казимир начинал себя так настраивать, совсем в ином свете представала Наталья. И то, что в тот первый день в отделе капитального строительства она была так задумчива,— не случайно. И то, что каждый раз при встрече с ним она здоровается как-то особенно — без улыбки и словно с тревогой — и потом опускает голову, тоже что-то значит. Он снова вспомнил тот разговор и теперь ничего обидного в нем не находил. Напротив, в нем было что-то хорошее, чего на первый взгляд можно и не заметить. Она ведь торопилась, но все же не оставляла его: нет-нет и повернется, подождет. «А может, от вас как раз и ждут, чтобы вы сказали»,— припомнил Казимир уже иные слова, и они казались ему полными огромного смысла. «А вы не бойтесь, скажите»,— говорила она, и было ясно, что она знала, о чем может сказать Казимир. Нет, она очень хорошая, очень славная. Было бы даже смешно, если бы она сразу сказала: «Ах, дорогой Казимир, я так рада!» Это было бы хуже, чем в плохих романах. Она очень чистая, очень светлая. «У вас все должно быть взвешено и рассчитано»,— вспомнил он и согласился, что это было предупреждением. Наталья могла принять только искреннюю сердечность. Так и нужно.
И постепенно Наталья заполнила его всего. Она жила рядом с ним, вместе с ним, вмешивалась в его думы, ею была пронизана вся его работа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146