Я стал видеть сны: как наливается и ходит волнами рожь, как курчавятся кусты по лугам, как вьются в поле дороги — и думал: неужто я буду видеть это лишь в снах?
К счастью, в Эстонии объявился у меня знакомый, и в ответ на мое письмо к нему — мол, я не прочь переменить географическое место — получил официальное приглашение на работу от сланце-химического комбината. «Предлагаем место старшего бухгалтера механического завода, выплачиваем
подъемные, обеспечиваем квартирой, телеграфируйте согласие»,— сообщалось в телеграмме.
Со мной в дорогу пустилась жена с пятимесячной дочкой, а поездка по железным дорогам того времени была смелой затеей. Хорошо, что друзья сварили медную канистру, вылудили ее внутри и всю наполнили спиртом. Кое-где это помогало.
Меня назначили совсем на другую работу — на сланцевую шахту. Только что оттуда сбежал главный бухгалтер Каракиоз, прихвативший с собой тринадцать тысяч рублей. Не очень было мне весело: производства этого я не знал, вся документация шла на эстонском языке, учета почти не было.
Отступать было нельзя. Передо мной стояла двойная задача: овладеть языком, читать самому всю документацию, чтобы люди не считали меня чужим, и второе — найти исходную точку, от которой и начать действовать. На целых полгода я засел в конторе, не вылезая из нее почти круглые сутки. И когда, казалось, все уже пошло на лад, позвонили, что вызывает главный бухгалтер комбината Петров.
У Петрова сидели директор комбината Фердинанд Меттус и его заместитель Абрам Певзнер. Они глядели на меня очень подозрительно. Что могло случиться?
Петров недавно приехал к нам из аппарата министерства. Мы знали, что не по собственному желанию. Просто он там надоел своими строгостями и стариковским формализмом. от него хотели избавиться и нашли почетный выход: вы, Николай Николаевич, человек опытно, с характером, поезжайте и наладьте дела на комбинате «Кивиыли». Комбинат довольно крупный, занимает довольно значительное место в системе сланце-химической промышленности, и пусть он нам не портит общей картины в балансе министерства. Петров приехал чисто выбритый, седоусый, в прекрасном макинтоше с молодой огненно-рыжей женой и с небольшим чемоданчиком на всю пятикомнатную квартиру. Ну что ж, человек во всем хочет выглядеть молодым. Дай бог.
И вскоре Петров так прижал всех, что дирекция не могла шагу ступить. Ничего нельзя было предпринять: ни оплатить грузов, ни купить что-либо для комбината, ни оформить лимитной чековой книжки, ни послать кого бы то ни было в командировку. Всюду он видел мошенничество и обман, всех подозревал в злоупотреблениях. На своем столе он поставил пишущую машинку «Олимпия», копался в документах и писал докладные и доносы во все концы: в министерство, в ревизионно-контрольное управление, в райфинотдел, в Государственный банк. На нас наложили санкции, лишили тут арестовали текущий счет. Вся деятельность комбината оказалась скованной. Дирекция звонила в министерство, но там ничего не могли сделать: Петров ни в чем не нарушал законов.
В мошенничестве он заподозрил и меня и позвал обоих директоров, чтобы они сами убедились какие здесь, на комбинате, кадры.
Ну, рассказывайте, молодой человек, что вы там натворилисказал он. указав мне на стул против себя, по другую сторону стола. «Олимпия» на суконной подстилке была сдвинута на край но все равно не давала мне видеть Петрова.— Расскажите, какое вы чудо у себя там сотворили со сланцем. Здорово, здорово! Вы подаете большие надежды! Ха-ха!
Светлобровый Меттус, человек душевный, правдивый, смотрел на меня с искренним сожалением: как же так случилось?— и со слабой надеждой: а может, это неправда? Певзнер, маленький, ершистый, колючий со злорадством: ага попался, ворюга!
А произошла самая простая вещь. Сланец шахте все время обходился дорого, куда дороже, чем это предусматривалось планом. По моему же отчету он стал дешевле. Я показал Петрову документы, расшифровал калькуляции. Меттус с Певзнером повеселели.
Никакого чуда я, конечно, не сотворил, просто поставил все на свое место. Не принял затрат других отделов комбината которые обычно списывались на шахту, так как даже отдел снабжения взял такую моду: бог знает кому выдаст комплект спецовок (резиновых сапог, плащей, ватников) и тавизует1 на шахту — там найдут, куда все это девать. Очистил от чужеродных затрат подземный и наземный транспорт, проверил нормы цеховых затрат, предупредив начальников участков, что потребую объяснения и ответа, если затраты будут завышены. Оприходовал (а значит, сократил затраты на сланец) возвращенную из выработанных штреков рудничную стойку. Не обошлось без конфликтов: н<> принял несколько липовых нарядов. Один из них был попросту нахальный: три тысячи рублей за очистку восточного зумфа. Я проверил — никакой очистки не было. Инженер Владимир Зон стал моим лютым врагом.
Прошло еще некоторое время, и опять на столе моем резко зазвонил телефон.
— Куус кюменд куус?— спросил мягкий женский голос.
То был номер моего телефона — шестьдесят шесть.
— Йя, куус кюменд куус,— ответил я.
— Вас просят зайти к директору комбината,— прощебетал голосок директорской секретарши.
У директора сидел Абрам Певзнер. Наперебой они начали уговаривать, чтобы я согласился стать главным бухгалтером комбината. Это было невероятно. И страшно. Невероятно потому, что моя биограф ия , я был уверен, не соответствовала такой должности. Страшно потому, что огромное хозяйство. Комбинат, продукция которого имеет сложнейшую номенклатуру. Каждый отдел похож на целый завод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146