И почему-то именно такой, какой видел сегодня, когда она шла к нему с грядок. Это было необыкновенно хорошо. Красота! Только такое платье Янине и нужно!
— Давайте,— сказал он.
Все покупки он сложил в мешок. Зажим багажника не. закрывался, пришлось сверху еще и шпагатом привязать. Заехал в продовольственный магазин, купил конфет, печенья — и это устроил на багажник. И уже когда тронулся в путь, вспомнил дядьку Антона. Вернулся за «Беломором»
Сразу же за местечком мыслями Игнат очутился в колхозе. Показалось, что времени потратил много, а там он, возможно, очень нужен: вдруг какая-то неувязка, и его ждут. Сам того не замечая, нажал на педали.
На дороге теперь стало оживленнее. Кто-то еще только отправлялся в местечко, кто-то уже возвращался домой. Одни пешком, другие, как и он, на велосипедах, со свертками, привязанными к багажнику. Двое, парень и светловолосая девушка, не то встретились, не то прощались, стоя на обочине, и девушка не хотела, должно быть, стоять лицом к дороге, все отворачивалась в поле. Прошел самосвал с гремящими железными бочками, окутав дорогу горячей, удушливой пылью.
Игнат решил, что ему спокойнее будет ехать по тропинке, которая пойдет сейчас через молодой перелесок и выведет напрямик к колхозной дороге.
Вот и тропинка направо. Игнат перемахнул по накатанному следу через канаву. Тихо и мягко пошел велосипед.
Тропинка вела то между кустов орешника, то выбегала на прогалины, усыпанные красными и белыми головками душистой кашки. Игнату невольно подумалось, что деревенские жители слишком привыкают к природе и не замечают сколько вокруг них красоты. Вот был бы он горожанином так именно в такое место приехал бы отдыхать. С семьей На целый месяц. В тень. В траву.. В упоительные запахи и пение птиц. Ну, пусть не сюда, а немного дальше, где стоят вековые дубы и стелется мягкий ковер муравы. И река за дубами с крутыми берегами, подмытыми под самые корни. Занятый этими мыслями, Игнат и не заметил, как нагнал женщину. Шла она медленно, будто поджидая кого-то. Всегда есть что-то загадочно-таинственное, когда встречаешь женщину, да еще там, где не предполагаешь, да еще одну. Игнат собирался проехать мимо, но успел отметить какую-то тревожащую стройность ее фигуры, ее походку. И сразу же узнал и испугался. Она сошла с тропинки, преграждая путь.
— Остановись, Игнат,— сказала она требовательно. А когда Игнат соскочил и поставил велосипед перед собой, сказала покорно: — Я видела, что ты был в местечке, и знала, что поедешь этой дорогой. Ждала тебя. Все думаю, может, ты мне что-нибудь скажешь.
— Я тебе все сказал, Антоля. Мы обо всем переговорили с тобой, зачем же снова возвращаться?
— Неужели ты такой бессердечный?
— Нет, Антоля, бессердечным был не я, и, может, именно тебе не следует об этом вспоминать.
Тропинка шла по краю кустарника, и кое-где за прогалинками просвечивала дорога. Видно было, как по ней прошла женщина в белом платочке с котомкой за плечами, как с треском промчался мотоцикл, оставив за собой синий дымок. Чтобы не стоять на виду, женщина дотронулась до руля, как бы прося, чтобы Игнат прошел с велосипедом дальше.
— Я была перед тобою виновата и не боюсь сознаться в этом,— сказала она.— Так разве ты не видишь, как за это я теперь страдаю?
— Теперь уже ничего не поправишь,— сказал Игнат.— Все в нашей жизни сложилось так, как должно было сложиться. Как ты хотела. У тебя есть семья, муж, который дал тебе и дом, и счастье.
— Не было у меня счастья! — горячо запротестовала женщина.— И мужа нет. Я оставила его, ты это знаешь, и второй год хожу за тобой как тень. Неужели этого мало, чтобы ты поверил, что тем счастьем я не дорожу?
Она помолчала, успокаивая дыхание.
— Я поступила тогда дурно, гадко,— уже тише сказала она, — так это же не от хорошей жизни — горе заставило меня. Ладно, обо мне не будем говорить, я же сына спасала.
— Спасибо, Антоля. Ты так от всего его спасала, что даже фамилию чужую дала...
Тропинка спускалась в пересохший ручеек, на дне которого лежали ветки, видно, брошенные сюда в весеннюю ростепель, а теперь затоптанные и почерневшие. На торчавший над травой путик села крохотная птичка, весело чирикнула,
махнула два раза хвостиком и вспорхнула, перелетела на куст. Игнат остановился, ожидая, пока по ручейку впереди него пройдет женщина, сам себе боясь признаться, что ему еще раз хочется взглянуть на ее походку, на фигуру. По ту сторону ручейка они пошли рядом, она по тропинке, а он сбоку, ведя велосипед по траве. Высокие стебли слезок вызванивали, перебирая по спицам.
— А что я могла сделать?— спросила женщина.— Разве тебе было бы лучше, если бы он рос беспризорником, неучем, а то и хулиганом стал? Ты же знаешь, что могло быть со мной и с ним после тебя... А теперь, слава богу, он в техникуме учится. Как могли, мы защищались, а ты говоришь — дом. Ничего себе дом, если тебе свет не мил.
Кустарник кончался, тропинка выводила на полянку, а которой начиналась дубовая роща. Уже отсюда были видны высокие серые стволы с искривленными, узловатыми суками и густыми кронами, тень от которых в глубине переходила от синих до темных тонов. Игнат приостановился, поправил велосипед, как бы собираясь поехать.
— Я знаю, все это Янина,— сказала женщина.— Ух, как я ненавижу ее, гадину! Подстерегла все-таки. Всю жизнь она подстерегала меня!
— Янину ты не трогай,— сказал Игнат. Перед глазами снова возникла она. Как шла к нему через грядки, с испачканными землей руками, как смотрела из-под высоких бровей, прося не задерживаться.— Янины ты не трогай,— сказал он.— Она перед тобою святая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146