— Может, тебе и повезет по жребию,— сказал Гулназар-Ножовка.
— А я плевал на жребий. Моя она — и все! — грозно стал наступать на него Байсахат.
— На меня-то что напираешь. Мне она ни к чему. Если даже мне на нее жребий выпадет, я тут же ее продам кому угодно,— залепетал Гулназар, пятясь от наступавшего на него дружка.— Считай, Байсахат-джан, что у нас уже два жребия для исполнения твоего желания...
— А я желаю ее взять без всякого жребия. И получу свое! — заревел Байсахат.— Если кто, не дай ему аллах такого, утянет ее от меня по жребию, тому я голову срублю и свою за то положу на плаху. Ступай и передай мои слова всем. Пускай потом не говорят, что об этом не слышали...
— Я скажу это всем, Байсахат-джан. Скажу. Но зачем говорить такое, что их взбесит. Ответь мне, мой Байсахат, чего ты за нее не пожалеешь? Они все жадные. И если увидят себе выгоду...
— Всю мою долю в добыче! — выпалил Байсахат.
— Я бегу к ним, Байсахат-джан. Я бегу. Считай, что твоя пери у тебя за пазухой,— затараторил Гулназар-Ножовка, убегая в сторону крайней юрты ряда мясников...
Обуреваемый внезапно навалившейся тревогой за судьбу прекрасной пленницы, Довлет последовал за ним. В юрту, где собрались аламанщики, мальчику удалось проникнуть свободно, и он уселся в темном углу, сразу за кошмой, закрывающей вход.
Гулназар-Ножовка был очень искушен в плетении разговоров, ведущих к достижению его цели. Усевшись на кошму в красном углу, куда его никто не приглашал, он начал издалека.
— Орлы и соколы,— громко и напыщенно обратился он к остальным аламанщикам, а Довлет подумал, что скорее тут собрались те, кого можно сравнить лишь с коршунами и ястребами.— Как говорится, когда кушаешь виноград, то и косточки попадаются,— продолжал Гулназар.— Заварили мы с вами кашу, а чем все кончится, никто не знает...
— Эхе, ты только теперь спохватился,— расхохотался рыжебородый аламанщик со шрамом через правую щеку.
— Чем закончится? — отозвался аламанщик с рябым лицом.— Чем раньше кончалось, тем и теперь кончится. Неужто у тебя зубья повыламывались?
— У Нож-овки есть раз-го-вор, вид-но, серь-езный, а вы пе-ре-биваете,— еле выдавил из себя длинную фразу аламан-щик-заика, у которого на левой руке не хватало двух пальцев.— Го-во-ри, Нож-овка.
— Ладно. Разговор у меня к вам, правда, имеется. От нашего мудрого Нури-Заики ничего не утаишь. Байсахат, по-моему, надежный парень, а? На него ведь можно положиться всегда...
— К чему ты клонишь, Ножовка? — спросил аламанщик со шрамом на правой щеке.
— Я говорю, что мы должны без всякого жребия отдать Байсахату из нашей добычи что ему понравится, соколы. Как вы на это смотрите?
В юрте поднялся шум. Никто ле ожидал подобного. Во все времена раздел добычи у аламанщиков производился только по жребию. Гулназар-Ножовка сказал правду: здесь собрались очень жадные люди. И теперь они, учуяв притязание на какую-то часть их добычи, заговорили все разом, высказывая свое недовольство, призывая в свидетели их незыблемых прав предков и обычаи...
— А что ему надобно? — задал вопрос рябой аламанщик, когда шум немного затих.
— Так вот,— спокойно продолжал гнуть свое Гулназар-Ножовка.— К примеру, есть среди наших рабынь одна девушка. Ту девушку и надо ему предложить. По-моему, Байсахат не откажется...
— А, вот оно что,— промолвил ладно скроенный крепыш, сидевший рядом с Ножовкой.— Ты говоришь, наверно, о той красивой девушке, у которой есть маленькая сестра. Нет, ту девушку без честного жребия нельзя отдавать никому, я считаю.
Собравшиеся одобрительно зашумели и закивали. «Они еще тут говорят о честности»,— возмутился про себя сидевший у выхода Довлет.
— Эхе, кажется на ту девушку засматривается немало парней,— рассмеялся рыжебородый аламанщик.
— Сколько я ни ходил в набеги, еще ни разу не встречал подобной красавицы,— отозвался рябой аламанщик.
— Ну, что вы скажете на это, орлы? — как ни в чем не бывало продолжал гнуть свое Ножовка.— Ведь и Байсахат неплохой парень. Не стоило бы его обижать, я думаю. К тому же, соколы, вы сами его знаете. Если кто его обидит, то...
— В-вон к че-му он к-кло-нит,— выдавил из себя слова беспалый заика.
— Послушай, Ножовка,— заговорил рыжебородый аламанщик со шрамом на правой щеке.— Если эта девушка даже была бы феей, мне она не нужна. Мне подавай монету и добро. Если она даже достанется мне по жребию, все равно я ее тут же продам. Однако такое дело нам не следует решать без предводителя. Вот что я скажу!
— Если мы все так решим, то и наш предводитель не станет противиться,— начал было Ножовка, но его тут же перебил заика:
— К-к-кто знает? Я-а-а с Ат-та-широм-э-фе хо-хо-дил мно-го раз. Он с-сво-е-е-нравный, но с-правед-лив...
— Да. Лучше не станем спешить,— сказал рыжебородый.
И тут, подбоченясь, в дверном проеме юрты появился сам Байсахат. Он обвел мрачным взглядом приумолкших при виде его аламанщиков.
— Эй, люди,— заговорил он хриплым недобрым голосом.— Если попили и поели, то пора и делом заняться.
— Оно хорошо бы теперь с делами покончить,— ответил ему рыжебородый.— Но...
— За чем же у нас дело стало?
— Аташир-эфе пока не пришел...
— Он что, пуп земли? Если хочет принять участие в дележке, то пускай является, когда все.
Больше никто не проронил ни слова. Байсахат еще раз обвел собравшихся в юрте аламанщиков злым взглядом.
— Эх вы, а еще носите пышные усы. Как это вы осмелились совершить набег на соседей, если не можете решиться без Аташира разделить добычу?
Бандиты смущенно поглядывали один на другого, но пока помалкивали. Заикающийся аламанщик беспалой рукой поправил воротник рубашки, собрался что-то сказать, но его перебил Гулназар-Ножовка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133