Под кушак спереди он засунул длинноствольный пистолет и кинжал, а за спину сунул второй пистолет. Надев большую лохматую папаху, Сердар вскинул на плечо ремень винтовки и выбежал из юрты...
Оружие Аташира-эфе всегда лежало у него на постели. Быстро вооружившись, он выбежал вслед за сыном.
Чуть замешкался только Гочмурат. Схватив со стены саблю и винтовку, он стал набивать карманы зарядами. Первый раз в жизни старший брат Довлета всерьез брал в руки оружие, а потому теперь пыжился и свысока поглядывал на своих младших братьев. На возмужалом, но еще ребяческом лице Гочмурата появилось нарочито воинственное выражение. А когда он еще и щеки надул, Довлет чуть не прыснул. Но грозно торчавшие усы брата, сама тревожная обстановка погасили вспышку веселости. Выбежал на улицу и Гочмурат...
Туркменские женщины знали, что нельзя мешать причитаниями идущим в сражения мужчинам. Только Аннабахт осталась в юрте одна с детьми, как тут же и завопила:
— Вай! Помилуй аллах! Что случилось? Да наступит ли для нас покой? Пронесись, беда, мимо наших головушек!..
Но мать Довлета была рассудительной женщиной: скоро оставив пустые восклицания, она тут же переключилась на насущные заботы:
— Проснулись ли Джахансолтан и Огулсабыр? Довлетик, сбегай к ним в юрты. Пускай они со своими детьми придут сюда. Нам теперь надо держаться вместе...
Выбежав из юрты, Довлет сразу отчетливо услышал, что пробудивший его ото сна гул уже перерос в хорошо различаемый топот множества конских копыт. Отец и дед у загона для скота отпирали тяжелые замки на цепях, сковывавших ноги их боевых коней. Тут же вскочив в седло, Сердар поскакал по селению, выкрикивая во всю силу своего голоса:
— Эх-хе-хей! Соплеменники, по коням! К оружию, текинцы! Седлайте коней, мужчины!..
Во мраке ночи его призывы в разных концах подхватили многие голоса, и над едва различимыми в темноте юртами стали разлетаться тревожные кличи:
— Текинцы, на коней!..
— Враг идет!..
— К оружию, соплеменники!..
— Эх-хе-хей! По коням!..
А тревожный топот копыт, хорошо слышавшийся со стороны недалекого горного ущелья, все приближался, нарастал, порождая страх у женщин и воинственную решимость у мужчин...
Довлет подбежал к стоявшим рядом юртам соперницы его матери, второй жены Сердара, и опекаемой их родом соседки.
— Джахансолтан-гелнедже! Огулсабыр-эдже! — закричал мальчик.— Мама велела вам скорее перебираться в нашу юрту...
— Хорошо, сынок, сейчас бежим,— отозвалась в тот же миг соседка.— Уже собираемся...
— Идем, Довлетик. Уже собираемся,— ответила соперница его матери.
Хозяйки этих юрт, стоявших совсем близко от юрты семьи Довлета, давно проснулись, но опасались выйти во двор. Аннабахт, терзаемая обрушившейся на селение тревогой, сама выбежала из своей юрты и закричала сопернице:
— Джахансолтан! Одень потеплее своих детей. И скорее перебирайтесь сюда. Нет нам, смертным, покоя ни днем ни ночью. Аллах, пронеси мимо нас эту беду!..
Схватив за руки выбежавших во двор старших сыновей соперницы, Нурмурата и Бегмурата, Аннабахт повела их в свою юрту. Джахансолтан и гостившая в эту ночь у нее мать похватали под мышки младших детей и побежали за Аннабахт... Вдоль ряда юрт рода эфе носился пегий волкодав Евбасар,
он громко лаял, но не выл, что считалось хорошей приметой,— когда собака воет, это, как все знали, предвещает близких покойников... В сотне шагов от двора семьи Довлета находился пустырь, такыр, излюбленное место всего селения. Днем там постоянно толпились сельчане, давно и навсегда вытоптавшие на такыре траву. Как только возникала опасность войны или набега, когда раздавались выстрелы, сюда стекались вооруженные джигиты.
Сердар уже вел на такыре перекличку.
— Ахав... Палат-Меткий... Чарыназар-Палван...
— Тут мы, Сердар-эфе.
— Сапа-Шорник... Шихмурат-Великан... Пурли-Наезд-ник...
— Мы все здесь.
— Эхей! Кто это маячит за вами? Долговязый Гурт, ТЫ ЛИ ЭТО?..
— Я, Сердар.
— Молла Абдурахман, и вы явились?
— А как же, Сердар-эфе,— спокойным голосом отвечал стройный молодой человек, сдерживая горячившегося под ним коня.— Плох тот пастырь, который в трудный момент не с верующими.
— Но можем ли мы рисковать вами, ученым моллои.
— Как и всяким джигитом, Сердар-эфе. Как и всяким джи гитом. Аллах создал всех равными...
Такой ответ молодого человека не очень пришелся по вкусу воинам из байских родов, но основная масса джигитов одобрительно зашумела, обсуждая последние слова моллы Абдурах-мана, поднимавшие его авторитет еще выше в их глазах.
Вооруженные всадники все прибывали на такыр, вскоре они уже заполнили собой весь пустырь. Сердару в темноте было трудно разглядеть их лица.
— Здесь ли Байсахат?
— Похоже, что нет,— ответил Сердару могучий седой воин на добром коне.— Вот если бы мы собирались теперь идти в набег, тогда Байсахата тебе, Сердар, не довелось бы долго выкрикивать...
— Ты ли это, Санджар-Палван? Тоже сел на коня?
— А ты, молодой эфе, думал, что Санджар-Палван уже не в силах оторвать свой зад от циновки?
Джигиты вокруг захохотали. В это время на такыр со своими приближенными джигитами прибыл правитель Серахса Ораз-хан, грузный мужчина лет шестидесяти, с толстой, похожей на крепостную башню шеей, на груди у него поблескивали позолоченные пластинки брони. Джигиты, собравшиеся на такыре, расступились перед ним, давая своему предводителю проехать в центр.
— Ну что, Сердар-бег, уже разведали, кто к нам приближается?
— Темно еще, Ораз-хан. Ясно только, что их очень много...
— Станут ли и они дожидаться рассвета?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133