Может быть, он действительно стоит того, чтобы включить туда и материалы о Черемашко.
Снова в узловатых пальцах директора появилась папироса. Он торопливо зажег ее, жадно затянулся.
— Не понимаю, что вы за человек, Сергей Антонович. Вчера я вас видел иным. И начал предполагать...
— Вчера все было у меня перед глазами, Андрей Петрович.— Друзь, казалось, просил извинения.— А времени на раздумья секунды... А сегодня... Земля у нас под ногами не горит...
Это, конечно, не ответ. А как должен действовать
Друзь? Бросить Евецкому в лицо: вы, мол, мошенник? Мало разве того, что Друзь слишком ретиво выполнил поручение профессора? Это непременно отразится на Черемашко. Постарается Евецкий и о том, чтобы Друзя уволили отсюда...
Директор отвернулся.
— Чего же стоят тогда ваши слова о свежем ветре, о горении Фёдора Ипполитовича? — Каранда* медленно поднялся и принялся ходить из угла в угол.— Извините, что побеспокоил вас.
Хотя более ясного намека, что разговор стал беспредметным, быть не могло, Друзь не встал.
— А нельзя ли мне узнать, что вы ответили Самойлу Евсеевичу? Не выгнали же его из кабинета...
Каранда еще сильнее запыхтел папиросой.
— А что вам до этого? — Но, очутившись у Друзя за спиной, добавил: — Я заявил ему, что должен собственными ушами услышать от Федора Ипполитовича о его согласии на это очковтирательство. И прибавил, что не позволю оставить вас в дураках... А вы, оказывается, ничего не имеете против. Все равно не позволю! И до защиты диссертации Фармагея не допущу!
Друзь словно подумал вслух:
— Очковтирательство... Как только язык у вас повернулся? Ведь сильнее кошки зверя нет!
Каранда процедил сквозь зубы:
— Идите вы...
И осекся. Что-то в лице Друзя заставило его замолчать.
Наблюдая в течение этого дня своего друга, Игорь почти не удивлялся. Ему казалось, что Сергей все такой же, каким он знал его десять лет тому назад.
Сергей лишь между прочим поинтересовался, что за разговор был утром у Игоря с отцом, словно то, что отец порекомендовал своего блудного сына ему в помощники, не имело значения. И только в кабинёте директора, вынужденный поставить последнюю точку над «1», Сергей дал понять Игорю: сегодня их ничто не разъединяет.
Сергей не скрыл, что произошло в кабинете директора, когда Игорь ушел оттуда. Но рассказал об этом
странном диалоге, словно не участвовал в нем, а равнодушно следил за ним с галерки: ни одного замечания о задуманном Евецким мошенничестве. Когда Игорь спросил:
— Неужели тебя это нисколько не интересует? Сергей неопределенно пожал плечами:
— Евецкий может тешить себя любыми надеждами. Но я не верю, что Федор Ипполитович с ним заодно. Но если он вдруг согласился... Это я выясню сам. А ты пока что делай вид, будто ничего не знаешь...
— Хорошо,— пообещал Игорь.
Но трудно было ему скрыть свое беспокойство, когда институтский автомобиль вез его, отца и Сергея на неожиданный для всех троих «праздничный» обед. Чуть ли не до самого дома ехали молча. Лишь когда машина завернула в тихий переулок, где после войны поселились Шостенко, профессор небрежно спросил у когда-то им спасенного:
— Как там Черемашко?
— Без изменений,— коротко ответил Сергей.
— А Хорунжая? —И Игорю показалось — чтобы не крякнуть, отец ожесточенно откашлялся.— Я не успел посмотреть ее вторично. Биохимики задержали.
Хорошо, что Игорь сидел рядом с шофером: отец не увидел, как относится сын к его самооправданиям.
— И у нее без изменений. Если позволите, я позже позвоню от вас? Узнаю о ней... и о Черемашко.
А когда машина остановилась у подъезда, отец соблаговолил поинтересоваться и сыном. Но и за этой справкой он обратился к Сергею:
— А как у тебя с новым оруженосцем? Вчерашняя храбрость не изменила Сергею: ответил
он категоричнее, чем директору:
— Мы с Игорем всегда понимали друг друга без слов.
Отец насмешливо шевельнул усами.
— Всегда?
— И теперь. Мы оба верим, что Черемашко будет жить.
Молча поднялись на третий этаж.
В передней отец, сбросив на руки дочери шубу,
прошел в спальню и плотно закрыл за собой дверь.
По-видимому, обед будет с острыми приправами. Придется посидеть и на иголках.
Странно было и то, что Таня лишь кивнула Сергею, словно случайному знакомому. А вчера вечером говорила о нем так тепло...
Но когда брат и его друг разделись, она показала им на дверь, а сама пошла на кухню.
—Папа-а!
С этим радостным криком кинулся навстречу Игорю Ивасик, обнял его колени, прижался к ним личиком. Улыбкой встретила мужа Надийка. Она сидела на том самом диване, где три года тому назад началась его последняя ссора с отцом.
Устроив Ивасика на одной руке, другой рукой Игорь взял под локоть Сергея, повел знакомить его с женой.
И тут охватило его новое беспокойство. Какое впечатление произведет на Надийку тот, чье имя она так часто слышала от мужа?
Она так красива сегодня,— умеет, если находит нужным, становиться еще красивее. И нарядная — в платье, сшитом специально для этой поездки, с новой, затейливой прической. Во всеоружии прибыла на первую встречу со свекром.
А Сергей явился сюда прямо из клиники, в костюме неопределенного рыжего цвета, наскоро купленном еще до Игорева бегства, и не в универмаге, а в первом попавшемся магазине. Даже галстука не поправил в передней...
А ведь первое впечатление долго остается в женской памяти...
Осторожно, будто к драгоценной чаше из тончайшего хрусталя, дотронулся Сергей до руки Надийки. Зато с малышом поздоровался как с равным. И после долгого молчания удосужился отвесить замысловатый комплимент:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79