Как же горько бывает, когда ты образумишься, но оказывается, что уже взвалила на себя тяжкое бремя — да, дети — это ведь и тяжкое бремя,— в итоге и руки остаются пустые, и голова пуста.
Соня склонилась над ребенком, прижала его еще сильнее к себе и взволнованно возразила:
— Нет, он не л же г, он во всем меня поддерживает, потому что хочет семью, а не беспорядок, вечную суету и руготню, как у всех. Мы договорились, что никогда не будем врать, обманывать друг друга и все неприятное станем говорить прямо в глаза. Если бы я думала, что не смогу на него положиться, все было бы кончено.
Маргот кивнула, успокоила девушку:
— Да, когда все хорошо, так хорошо.
Больше ей ничего в голову не пришло, она шагнула к двери, услышав, что по коридору идет шеф, и очень огорчилась, что он не зашел к ним. Она слышала, как он говорит что-то водителю, торопит его. В последнее время шеф был, замечала Маргот, в вечной спешке, разговаривал только о делах, держался сугубо официально. И все-таки она сейчас надеялась, что он найдет минутку, ^чтобы зайти, получше рассмотреть ребенка и обсудить с ней, что теперь делать. Но шаги быстро удалились. Король, казалось, считал, что того беглого взгляда на ребенка достаточно, чтобы быть уверенным, что он прав.
-— Положи его в коляску,— сказала Маргот, поворачиваясь к Соне.
На нее как-то сразу обрушилась усталость и ощуще-
ние, что она уже бог знает как давно барахтается одна среди чужих людей, обременяющих ее своими проблемами. Она присела, не сводя глаз с ребенка, уже не совсем ей чужого, мучительно напоминавшего ей собственных детей — и десяток, а то и полсотни других ребят.
— Какие щечки, какая беззаботность, даже улыбается в полусне, во сне,— пробормотала она и покачала головой.— Но для той женщины, видимо, нестерпимо тяжкое бремя, и она подкинула его, оттолкнула, сбыла с рук. Может, эту женщину тоже кто-то кинул, оттолкнул, сбыл с рук. А ты как объясняешь все это, Соня? Ты хоть задумалась над этим?
6
— В Зандберг,— сказал Король Фреду, своему водителю.
Он сел в машину и показал — что было вовсе не нужно— на окутанный дымом мост и заводы у протоки, за которой прятались холмы и озера на окраине города. И хотя пейзаж вокруг был индустриальный, существовал здесь еще и уголок природы. Луга и поля на скудной песчаной почве, аллеи, долины вдоль старых русел и затопленные гравийные карьеры, на дне которых будто бы лет сто назад нашли могилу рельсы, вагонетки, локомотивы и великое множество людей.
Летом Зандберг и окружающие реки и озера были вожделенной целью экскурсантов и отпускников, настоящий парк отдыха, смотровая площадка, а в последнее время и кемпинг. Пруды, озера и карьеры превратились в зеленые оазисы и шумные места купания, зимой — в катки, а гора — в горку для катанья на лыжах и санях. Но сейчас, в начале марта, повсюду царила тишина, а из-за оттепели дороги стали почти непроходимыми.
— Попробуем, не знаю, что получится,— ответил Фред скептически и тронулся в путь.
В городе крыши еще там и сям были белые, с них капало, на тротуарах люди утопали в серой грязи, снежной слякоти и лужах да шарахались от машин, хотя быстро почти никто и не екал. Королю пришлось, несмотря на нетерпение, смириться с черепашьим темпом и заторами на каждом перекрестке, он попросил Фреда свернуть в боковую улицу, затормозил, вышел, огляделся, словно выискивал кого-то среди прохожих, и поспешил в конце концов за какой-то молодой женщиной, которая даже не оглянулась, хотя он несколько раз крикнул: «Вера!» С тех пор как он узнал историю с ребенком, он думал о Вере, хотел позвонить ей, съездить, выяснить, хотя Флемминг категорически отверг это подозрение, его поистине безумную надежду.
В новом жилом районе вблизи Зандберга, куда они приехали, мучительно и отчаянно пробиваясь сквозь грязь и потоки воды, Фред прямехонько направился к дому, куда он, бывало, заезжал за Королем.
— Мне подождать? — спросил Фред и затормозил перед ребятней, швырявшей камни в лужи.
— А как же? — ответил Король и вышел из машины.
Прежде подобная игра в вопросы-ответы не требовалась, им достаточно было взгляда, тайн между ними не было; жизнь они вели — после того как Король развелся, а Катя была еще где-то в дальней дали — свободную, сумбурную и порой даже беспорядочную.
Кроме того, Король находился «в центре внимания общественности», он часто выступал здесь на собраниях, превозносил этот район новостройки, расценивая его как успех и большую удачу. Он отвечал и за статьи в газете, в которых журналист, писавший по заданию его, Короля, или Янины, умилялся: как прекрасно расположены дома, как хорошо здесь детям, какой отсюда открывается вид, как близко отсюда места отдыха и превосходные учреждения бытового обслуживания — настоящий рай! Да, когда на Бергштрассе было всего три-четыре дома и Вера с его помощью получила эту квартиру, он чувствовал себя здесь как в раю. Он тогда приехал сюда секретарем районного комитета партии. Вера устроилась работать на большой завод на окраине города, изучала технические науки, каждое утро целый час ехала автобусом, проезжала мимо дома районного комитета, вечером возвращалась домой, не находя ни минуты для свидания.
Ребятня подглядывала за ним: в лужу у двери дома, когда он открыл ее, плюхнулся камень.
— Хулиганье! — ругнулся Король и стер с лица брызги.— Что, заняться нечем, только старика злить?
Король сам удивился тому, что говорит, и, войдя в дом, зашагал через две ступеньки. Полтора года назад, летом, он был здесь в последний раз, он помнил всю эту кучу детей — здесь жили только молодые семьи; перед
всеми дверьми стояли резиновые сапоги, детские ботинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91