У них ведь на этот счет строго, за такие дела по головке не погладят. Так или иначе, но охотников меня послушать там не нашлось. Ну да куда нам, мы люди маленькие! — в голосе его злобноватая досада слуги, уязвленного невниманием своего господина. — А впрочем, может, все объясняется значительно проще: ты в Каире, а ей не хочется с тобой расставаться. Хотя, честно говоря, я с трудом себе представляю, чтобы такая могла любить... — Ого, а он, оказывается, умеет жалить, и пребольно! Да, злобы ему не занимать. — Вот если б ты с ней порвал, я уверен, ее бы ничто здесь не удерживало...
Да, это влип так влип! Мог ли я подумать? Рут с ее милым невинным лицом — и это паучье ведомство? Уму непостижимо. Рут, которую я держу в своих объятиях, эта самая Рут работает на ЦРУ? Возможно ли такое чудовищное раздвоение? Которая же из них настоящая? Рут, моя Рут — лжет? Неужели все это лишь маска, талантливая игра профессионала, не более? Кому же тогда верить? Прочь... Прочь отсюда, из этого кабинета, от этого скорпиона в синем кресле. Прочь из этой жизни, где все пропитано ложью. Дайте мне умереть...
Я вышел на улицу. Что же мне делать, что делать... Толпы прохожих, автомобильная сутолока, трамваи, автобусы. Площадь Лазоглы1, улица Палаты представителей трудящихся масс. Два ряда деревьев, здания министерств, солдаты у подъездов и
1 Площадь в Каире, где находится Министерство внутренних дел.
люди в штатском по углам, холодные ощупывающие взгляды... Старуха в черном гильбабе, сидя на тротуаре на корточках, торгует ворованными анкетами по уплате подоходного налога. Вор на воре. Воруют все до единого — правительство, министерства и ведомства, палаты и советы, больницы, школы и служба быта, государственный сектор и частный. И все повязаны взятками. Со всех сторон напирают эти грязные силы, тайные и явные, отовсюду тянутся алчные руки. Куда податься?.. Автоматы с обнаженными штыками, импортные товары, реклама "Ситибанк", музыка "диско", крики муэдзина, обнаженные женские тела, белые повязки мусульманок, полицейские, шпики, контрразведчики... Ненавижу. Ненавижу эти сверкающие на солнце машины, и самодовольного мальчишку, что пялит на меня глаза из подворотни, и этот широченный мост через Нил, и девчонку с развевающимися на ветру волосами. Ненавижу эти голые плечи, синие глаза и вообще все эти сытые, довольные рожи. Сволочи, кровопийцы, рантье проклятые. Лжецы, предатели. Сам воздух дышит здесь изменой. Ненавижу всех, и больше всех тебя, Рут Харрисон. И еще себя.
Площадь Эвакуации. Ушли англичане, пришли американцы. Дома, дома... Со всех сторон обложили, как облава... Патрульный пост на набережной и израильский флаг в небе... Что мне делать, что делать... Ноги сами несут меня к дому с высоким балконом, где швейцар приветствует меня теперь с подчеркнутым радушием. Скотина, развращенный чаевыми негодяй. Достойный продукт системы, которую он так бдительно оберегает. Я достаю ключ. А, вот и еще один — Джафар, недремлющее око. Неизменный белый сюртук и черный галстук. Ты, конечно, тоже в этой игре. Маленький винтик, исправный соглядатай, неотступная молчаливая тень. А может, он с ней?.. Где она, я ее убью. Что, думали обвести меня вокруг пальца? Не вышло, голубчики. Ну, я же вам покажу... Вы еще не знаете, на что я способен. Ничего, ничего, вы у меня еще попляшете... Я вам такое устрою, такое... А, собственно, что "такого" я могу им устроить? И что толку врать себе самому и убеждать себя, что я ее ненавижу? Я люблю ее, люблю эту дрянь, эту продажную лживую тварь... И у меня нет сил, я жалкий, беспомощный старик, я — ничто.
Мебель, стены, картины — проклятая западня! И этот тип в коридоре. Вон он, поглядывает на меня с любопытством. Охотничий пес учуял, что жертва напугана. Какого черта я вернулся в этот ад? Почему не бежал отсюда за тридевять земель? Куда мне деваться, где укрыться? Я не могу ее сейчас видеть. Да, но она же ждет. Ничего, пусть подождет, сейчас это неважно. Я должен собраться с мыслями, любым способом оттянуть нашу встречу...
— Джафар, передай госпоже Рут, что я устал и мне необходимо принять сейчас ванну. И свари мне кофе покрепче...
Какое наслаждение лечь в горячую воду. Тиски, сдавившие голову, разжимаются, боль слабеет, слабеет, растворяется и уходит совсем... Ощущение, будто родился заново. Я вытерся, пригладил волосы, не торопясь надел гильбаб, мягкие домашние тапочки — так облачается в свои доспехи воин, идущий на битву, — и, стараясь ступать неслышно, вышел на балкон. Сидит, о чем-то задумалась. Каштановые волосы закрыли плечи. А что, если?.. Блестящая мысль! Не говорить ей сейчас ни слова о моей встрече с Яхьей Саадани. Ну конечно же, как я раньше не сообразил: она умна и хитра, и, начни я сейчас этот разговор, она мигом сумеет выкрутиться. Нет, мне нужны доказательства, да покрепче, такие, чтоб припереть ее к стенке. И я их найду, надо только хорошенько глядеть в оба, что, в общем-то, не так уж трудно, если учесть, что я живу в этом доме. Как хорошо я придумал. Да, отсрочка сейчас мне просто необходима, надо как следует все продумать.
...Капризно-кокетливый голосок :
— Халиль, ну в чем дело? Прямо как нарочно: жду, жду, а он себе битый час полощется в ванне!
Я гляжу на нее и будто вижу впервые: чужая, совсем чужая. И что я в ней нашел? Шпионка... Я спал со шпионкой и говорил ей о любви... А светло-карие глаза смотрят так ласково.
— Да что с тобой сегодня? Ты сам не свой. Что-нибудь случилось? — В голосе ее тревога.
Я пожимаю плечами.
— Ничего. Устал, наверно, немного. Голова просто раскалывается.
Она подходит сзади, кладет мне руки на плечи, прижимается ко мне, но я отвожу ее руки и легонько отодвигаю ее от себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50