Гнев отца снести было бы легче, чем его юмор, настолько тяжеловесный, что мог бы и крепостную стену обрушить, и Хунцзянь поторопился ответить:
— Она уже обручилась с другим.
Отец и мать снова посмотрели один на другого.
— Значит, ты, как теперь выражаются, потерпел неудачу в любви? Но из-за этого не стоит слишком расстраиваться. На свете столько красивых девушек.— Дуньчжай говорил это, уже простив в душе сыну его грехи и жалея его, обманутого женщиной.
Хунцзяню стало совсем неловко. Конечно, он «потерпел неудачу в любви» — в устах отца выражение это звучало особенно непривычно,— но при чем тут Су Вэньвань? Выраженное ему сочувствие явно не к месту. Это все равно что класть лекарство не на рану, а рядом, где вовсе не болит. Может, рассказать
им о Тан? Но ведь они не в состоянии понять его. Чего доброго, отец напишет вместо него письмо с предложением ей руки и сердца своего сына — на него это похоже! Хунцзянь пробормотал что-то невнятное и показал отцу телеграмму.
Как он и ожидал, история с госпожой Чжоу была сразу же забыта. Отец сказал, что вот это действительно занятие, достойное человека, учившегося в Европе,— не то что корпеть в банке. Пинчэн, конечно, место захолустное, но семье Фан очень полезно иметь своего человека в не оккупированных районах.
— Ты сможешь установить связи и рассказать, кому нужно, обо всем, что я делал после захвата нашего городка японцами.— Фан Дуньчжай помолчал немного и добавил:— Из своей зарплаты третью часть будешь пересылать мне. Я могу обойтись и без этих денег, но нужно воспитывать в тебе чувство ответственности по отношению к родителям. Твои младшие братья тоже участвуют в общих расходах.
За ужином родители уже явно были на стороне сына, начали говорить о мелочности и нетерпимости госпожи Чжоу. Во всем-де видно ее желание поскорее избавиться от Хунцзяня. «Торгаши всегда остаются торгашами. Они решили, что наша семья утратила влияние — и вот, пожалуйста. А мы вовсе не цепляемся за родство с такими корыстными выскочками». Было решено, что Хунцзянь этой же ночью соберет свои вещи, а назавтра мать съездит навестить больную госпожу Чжоу, извинится за сына и увезет его пожитки.
После ужина Хунцзянь зашел в кино, потом побродил по улицам, дожидаясь, пока в доме Чжоу все улягутся спать. Войдя в свою комнату, он увидел на столе английскую грамматику и вложенную в нее записку Сяочэна: «Хунцзянь! Не смог вас дождаться, лег спать. Прошу сделать упражнения по грамматике, номера 34—38. Мне нужно также к завтрашнему дню сочинение на свободную тему слов в двести, еще лучше триста. Очень стараться не надо. Рядом с КНИГОЙ стояла тарелка, полная косточек мушмулы. Фан хмыкнул и стал укладывать вещи. Не выспавшись как следует, он рано утром покинул дом Чжоу. Между тем хозяйка этого дома уже раскаялась в случившемся — победа не дала ей подлинного удовлетворения. Стоило бы Хунцзяню принести извинения, и все вернулось бы в старые берега.
Но когда выяснилось, что Фан ушел не попрощавшись, когда Сяочэн стал кричать, что не пойдет в школу, она рассвирепела. Визит госпожи Фан к больной родственнице едва не превратился в крупную ссору. Днем управляющий банком прислал Фану зарплату за четыре месяца вперед, и отец принял ее, не спросив Хунцзяня.
Жить в родительском доме Хунцзяню было скучно. Он вел за отца корреспонденцию, переписывал рецепты, часами бродил по улицам. Выходя из дома, он каждый раз втайне надеялся, что где-нибудь на перекрестке, в трамвае, у входа в кино встретит Тан. А как вести себя в этом случае? То ему хотелось причинить девушке боль равнодушием и надменностью, а то он представлял себя подчеркнуто вежливым, улыбающимся, спокойным, а ее — растерянной, не знающей, что сказать. Порой его воображение рисовало такую картину: он прогуливается под руку с женщиной, внешне более красивой, чем Тан, и вдруг сталкивается с ней, идущей без спутника. Он видит на лице Тан признаки душевной муки, бросает ослепительную красавицу и возвращается к прежней любви. А Тан шепчет ему: «Жестокий...» Нет, она отворачивается, чтобы он не видел слез на ее ресницах.
Прошло десять дней, миновал день летнего солнцестояния, а из университета Саньлюй не было вестей. Фан забеспокоился. Однажды рано утром нарочный принес ему письмо от Чжао Синьмэя, который писал, что не застал Фана в банке и просит его, если это возможно, прийти сегодня в четыре часа для разговора о важном деле. Далее следовала приписка: «Все, что произошло между нами, прошу считать совершенным недоразумением». Особенно удивила Фана подпись: «Ваш сочувственник Синьмэй». Фан терялся в догадках: зачем Чжао хочет встретиться с ним теперь, после того, как вопрос о его женитьбе на Су Вэньвань вроде бы уже решен — не звать же Фана в шаферы? Скоро пришли газеты. Жена младшего брата развернула одну и вдруг спросила, как зовут подругу Хунцзяня — не Су Вэньвань? Смутившись под взглядом невестки, Хунцзянь спросил, в чем дело. Та показала ему объявление, оповещавшее читателей о помолвке дочери Су Хунъе с сыном Цао Юаньчжэня. Хунцзянь даже вскрикнул от изумления и тут же решил: вот оно то «важное дело», о котором собирается говорить Чжао. Но до чего глупыми могут быть женщины! Выйти за
Цао Юаньлана! А Чжао Синьмэя по-настоящему жалко.
Фан не мог знать, что Су, давая согласие Цао Юаньлану, тоже сказала:
— Бедняжка Чжао, теперь он будет корить меня за жестокость.
Поэт от радости забыл все, что знал о тонкостях женской психологии, и сказал:
— Не беспокойся, он найдет другую. Мне хочется, чтобы все стали счастливыми, как я. Пусть уж поскорее улыбнется ему удача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134