Су почувствовала неловкость и нахмурилась, и только Тан словно с заоблачных высот взирала на поле боя и улыбалась как-то отрешенно. Вдруг до Хунцзяня дошло, что этот Чжао невежлив с ним из ревности, считает его своим соперником. Вот и Су, видимо, неспроста перешла с «господин Фан», на «Хунцзяня» — хочет показать степень их близости. Разумеется, всякой женщине лестно, когда мужчины из-за нее ссорятся. Но ему-то зачем страдать понапрасну? Не проще ли пустить лодку по течению и предоставить Чжао полную свободу действий?
Су, разумеется, не догадывалась об этих раздумьях Фана. Ей нравилось быть предметом мужского соперничества, не хотелось только, чтобы схватка приняла слишком острый характер и закончилась скорой победой одного из бойцов и бегством другого,— тогда стало бы скучнее жить. К тому же она опасалась, что побежденным окажется Фан. Вот если бы поединок с Чжао Синьмэем придал ему смелости!.,. А вдруг он, выражаясь языком военных сводок, «предпримет стратегическое отступление в целях сохранения сил»?
Отец этого Чжао когда-то служил с ее отцом, в первые годы республики они вместе снимали дом в Пекине. Сам Чжао был ее товарищем по детским играм. Когда мать Чжао ходила беременная им, все думали, что родится двойня. В четыре года ребенок выглядел семилетним. Слуге, возившему мальчика в трамвае, то и дело приходилось доказывать кондуктору, что его маленькому господину нет еще пяти и он может ехать без билета. Впрочем, крупным был сам мальчик, но не его амбиции. В школе над ним постоянно насмехались, и вообще всякая пущенная из-за угла стрела попадала в эту солидную мишень. Он часто играл с Су, ее братом и сестрой в «солдата, палача и разбойника». Девочки, не умевшие быстро бегать, предпочитали роль солдата или палача. Брат Су, когда ему выпадало быть разбойником, никак не хотел сдаваться в плен, а Чжао был на редкость миролюбивым разбойником и охотно шел на «казнь». В «Красной Шапочке» он неизменно играл роль волка, смешно таращил глаза и разевал рот, показывая, что проглатывает Су и ее сестру. Затем прибегал охотник — брат Су, опрокидывал «волка» в грязь и делал вид, что хочет вспороть побежденному зверю живот, причем однажды взаправду распорол ему ножницами одежду.
Чжао был добродушным и вовсе не был бестолковым. Ему шел четырнадцатый год, когда суеверный отец повел сына к известной гадалке. Та отозвалась о мальчике с похвалой: «Элементы огня, земли и дерева находятся в благоприятном сочетании, глаза, как у быка, нос, как у льва, уши — круглые, как шашки, рот квадратный. Согласно «Гадательной книге отшельника в посконной одежде», все это —«приметы сановника из Южной земли». И добавила, что юношу ждет необыкновенное будущее, что он превзойдет своего отца. С той поры Чжао стал считать, что предназначен он для политической деятельности.
Он с детских лет был тайно влюблен в Су. Однажды она опасно заболела, и Чжао слышал, как отец сказал: «Су Вэньвань должна поправиться. Ведь ей на
роду написано быть женой чиновника и помогать ему в течение двадцати пяти лет». Чжао решил, что это ему должна помогать Су — предрекла же гадалка, что он станет сановником. Прослышав о возвращении Су из- за границы, он возобновил с ней дружбу и твердо решил, как только представится случай, сделать ей предложение. Но первые дни после приезда Су говорила только о Фане. И если на пятый день она перестала упоминать его имя, то лишь оттого, что наткнулась на статейку в газете и нашла в ней детали, не замеченные иными, менее внимательными читателями.
Ее давнее знакомство с Чжао не имело шансов перерасти в любовь; в самом деле, из сложения нескольких зимних дней не может получиться один весенний. Большой мастак по части произнесения речей перед иностранцами, Чжао говорил звучно, раскатисто, с американским выговором. Но, выступая с трибуны, он возвышался над другими, а делать предложение надо было с почтительным поклоном. Воздействовать на Су, как на свою аудиторию, он не мог. К тому же Су не нравились его вульгарные манеры, его чревоугодие, нелюбовь к музыке. Она не задумывалась о том, как часто люди лицемерят, когда речь идет о музыке, и не могла оценить прямодушия Чжао, который не стеснялся признаться, что любит поесть и не получает удовольствия от красивых мелодий. Фан, тот в глаза не видел нот, на Западе слушал лишь пошлые оперетты, но в Гонконге Су решила, что в нем заложены семена меломана, нужно лишь суметь их вырастить. Что касается Чжао, то он испытывал, разумеется, чувство ревности к Фану, но в смертельную ненависть она не вылилась. Высокомерие этого человека скорее было сродни тому, с каким Муссолини и Гитлер вели переговоры с представителями малых стран. Своими диктаторскими замашками Чжао рассчитывал подавить и устрашить Хунцзяня; однако, получив отпор, он не стал стучать по столу и орать, как дуче, или размахивать кулаками, подобно фюреру. Будучи более тонким дипломатом, он только попыхивал трубкой, создавая вокруг себя дымовую завесу. Су стала расспрашивать его о ходе военных действий. Он пересказал только что законченную им передовицу, по-прежнему не замечая Фана и в тоже время словно бы остерегаясь его — как человек, пришедший навестить заразного больного. Фану было неинтересно его слушать, он охотно поболтал бы с Тан, но та ловила каждое слово Чжао. Когда же она поднялась, Фан решил уйти вместе с нею и, кстати, по дороге узнать ее адрес. Но в это время Чжао, выложив все новости, посмотрел на часы и сказал Су:
— О, уже шесть часов! Я ненадолго забегу в редакцию, а потом отвезу тебя ужинать в «Эмэйчунь» — это лучший ресторан сычуаньской кухни, там меня каждый официант знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134