Он решил во искупление вины побывать завтра на Международном кладбище — все равно экспресс отходит только в половине двенадцатого ночи. Это намерение еще больше расположило к нему стариков. Теща показала ему его комнату — когда-то в ней жила Шуин. На туалетном столике он увидел две большие фотографии — Шуин незадолго до смерти и он сам в докторской мантии. Ему стало немножко не по себе — как будто его тоже похоронили вместе с невестой, и в этом мире осталась лишь его бесприютная душа.
За ужином, когда речь зашла о предстоящих Хун-цзяню поисках работы, господин Чжоу сказал:
— Об этом не беспокойся. Я думаю, в Пекин ездить не надо — там опасно, лучше подыскать что-нибудь в Шанхае или Нанкине. Побудь дома неделю-другую, потом возвращайся, можешь жить у меня. Я придумаю для тебя какую-нибудь должность в банке; днем будешь ходить туда, вечером — заниматься с моим чертенком, а там, глядишь, подвернется какое-нибудь стоящее дело. Что скажешь? Багаж можешь оставить у меня. Зачем таскать его туда и обратно в такую жару? Все равно в твоем уезде европейское платье не пригодится.
Тронутый заботой тестя, Хунцзянь рассыпался в благодарностях. Госпожа Чжоу поинтересовалась, есть ли у него подружка —он поспешил ответить отрицательно.
— Я так и знал,— сказал тесть.— Что ж, отец у тебя строгий, сам ты парень порядочный, так что любовные интрижки да связи — не для тебя. Все равно от них проку не бывает.
— Хунцзянь такой скромный, вряд ли он сам подыщет себе жену. Может, мне посватать его? — спросила теща.
— Опять ты за свое! Не наше это дело, на то у него отец с матерью есть.
— Хунцзянь ездил за границу на наши деньги, значит, и жену он должен выбрать из рода Чжоу. Правильно я говорю, Хунцзянь? Пусть твоя будущая жена станет моей приемной дочерью, а уж ты из-за новой
любви не забывай старых родственников. Я таких неблагодарных на своем веку немало видела.
— Не беспокойтесь, со мной так не будет,— через силу усмехнулся Фан, а сам мысленно обратился к Су: «Ну, как тебе нравится такая приемная мать? То-то же, скажи спасибо, что я не собираюсь на тебе жениться!»
Его юный шурин словно подслушал его мысли и спросил:
— Хунцзянь, ты знаком с барышней Су, которая училась в Европе?
Фан от неожиданности едва не выронил из рук чашку с рисом. Недаром американские психологи утверждают, что мысли — это беззвучные слова. Чуткие же уши у этого парнишки — слышат даже то, что произнесено в глубине души. Он не успел ответить, как заговорил тесть:
— Да, чуть не забыл! Сяочэн, сынок, принеси-ка ту газету! Когда ты, Хунцзянь, прислал нам свою фотографию, я велел заведующему канцелярией Вану подготовить и сдать в газету сообщение о твоем успехе. Я знаю, ты не любишь рекламы, но тут вопрос престижа, и молчать было бы неправильно.
— Верно! Такой капитал вложили, да не пользоваться! — поддержала его жена.
Хунцзянь вспыхнул от стыда и негодования, когда же юноша показал ему газету, он покраснел с ног до головы. В номере «Шанхайского вестника» от начала июля, в разделе «Новости просвещения» помещены были две не очень четких фотографии, напоминавшие снимки актеров, исполняющих роли привидений. Надпись под первой сообщала, что Су Вэньвань, дочь правительственного советника Су Хунъе, получила в Лионе докторскую степень и возвращается на родину. Текст под вторым фото был куда длиннее: «Фан Хунцзянь, зять известного среди коммерсантов нашего города Чжоу Хоуцина, управляющего банком «Разменное золото», совершил при материальном содействии господина Чжоу поездку в Европу для совершенствования в науках. В университетах Лондона, Парижа и Берлина он занимался политикой, историей, экономикой и социологией, добившись в означенных областях выдающихся успехов. Недавно Крэйдонский университет в Германии присвоил ему степень доктора философии. В настоящее время д-р Фан совершает
ознакомительную поездку по странам Европы, а к осени вернется на родину, где его, как стало известно, приглашают на работу в различные учреждения».
С каким наслаждением Фан свернул бы газету жгутиком да задушил ею этого канцеляриста Вана, чтобы только заткнуть фонтан казенных штампов... Так вот почему брат Су сказал, что мечтал познакомиться с ним! Вот почему Пэнту сразу вспомнил, что Су училась во Франции! А он, Фан, еще смеялся над ее тщеславием. Да от него самого после такого сообщения разит неуемным тщеславием и безграничной пошлостью. Читателям газеты впору носы затыкать... А ведь Су настоящий доктор, не то что он. На пароходе он ничего не говорил ей о своей ученой степени, и сейчас, увидев газету, она наверняка поймет, что он обманщик. И что это за Крэйдонский университет в Германии? В письме тестю он просто написал, что получил степень, а тот решил, что раз письмо пришло из Германии, значит, там находится и университет. Заведующий канцелярией тиснул это в газету, и вот теперь он, Фан, стал посмешищем для всех.
Жена Чжоу заметила, что Фан долго сидит, прикрывшись газетой, и сказала мужу:
— Смотри, как доволен Хунцзянь, уже который раз перечитывает!
— Это он приглядывается к барышне Су, наверное, хочет взять ее в жены вместо сестры! — сострил юный шурин.
— Не болтай чепухи! — не выдержал Хунцзянь. Он не скомкал газету, никак не выдал своего возмущения, но в горле у него пересохло.
Супруги Чжоу удивились, видя, что Хунцзянь стал вдруг неулыбчив, но тут же обменялись понимающими взглядами и в один голос обрушились на Сяочэна:
— Бить тебя некому! Что за манера — встревать в разговоры взрослых? Хунцзянь только сегодня вернулся, вспомнил твою сестру, загрустил, а ты лезешь с неумными шутками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134