Требую поставить вопрос на голосование... — заявил Комацу.
Аплодисменты членов «Общества Тэнрю» заглушили конец речи Комацу и гневные реплики Фурукава.
От сильного волнения Фурукава страшно побледнел, на глазах у него выступили слезы.
— Товарищи, да послушайте!.. Систему семьи... комсомол ни в коем случае не отрицает... Это клевета... Демагогия! — выкрикивал Дзиро, размахивая руками.
— Тише! Ти-ше! — успокаивал председатель.
Некоторые из присутствующих, поддавшись провокационному выступлению Комацу, кричали заодно с членами «Общества Тэнрю»:
— Голосовать! Поставить на голосование!
Когда было решено поставить вопрос на голосование, вперед выскочил.Оноки, он был не в силах больше сдерживаться...
— Эй, товарищи, послушайте-да! Посмотрите- на меня! Да, да, на меня, на меня, — громким голосом, так не вязавщцмся с его тщедушной фигурой, выкрикивал Оноки, закинув назад голову и указывая пальцем. на свое лицо. — Вот я — комсомолец! Неужели же у меня
такая скверная рожа, что можно подумать, будто я способен на все те гадости, о которых тут говорили?! Да вы посмотрите на меня хорошенько!
Только Оноки мог придумать такой маневр.
Члены «Общества Тэнрю» шумом и криками пытались помешать Оноки говорить, но ему уже зааплодировали. Особенно горячо и долго хлопали на правой половине зала — там сидели работницы, среди которых было много комсомолок.
— А вот эти молодчики... Да, да, вот эти самые... — указывая на продолжавших бесноваться членов «Общества Тэнрю», говорил Оноки. — Они уже давно бросают по нашему адресу нелепые упреки подобного рода!.. Но о чем они кричат?.. Ведь весь вопрос в том, кто является подлинным защитником интересов рабочих!..
Оноки, пылая гневом, возвратился на своё место.
Среди этого шума и неразберихи роздали бюллетени, и началось голосование.
Фурукава словно оцепенел. Если бы все комсомольцы голосовали против, это составило бы примерно девяносто голосов. Подобный инцидент произошел впервые, Фурукава не был уверен, можно ли полагаться на сплоченность комсомольцев. В горле у него пересохло, лицо горело. Он волновался даже не столько за исход голосования, сколько из-за поведения членов «Общества Тэнрю», которые с такой откровенной наглостью орудовали на собрании. Многие из них были в военном обмундировании — всех демобилизованных, которые возвращались на завод, сразу же вовлекали в это общество.
Фурукава следил за членами «Общества Тэнрю» настороженным взглядом и чувствовал, как ненависть, холодная, никогда еще не испытанная им ненависть охватывает всё его существо.
— Количество розданных бюллетеней — 203, пустых и недействительных — 51... — читал с кафедры Икзнобэ. Возле него стояли члены счетной комиссии, в состав которой входили и представители от «Общества Тэнрю».—За предложенную резолюцию подано 69 голосов, против — 83.
Когда загремели аплодисменты комсомольцев, Фурукава почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Он вышел в галерею напиться воды. Слезы застилали ему
глаза, он ничего не видел. Вот она — сила организации!
— Фурукава-кун, на минутку! — чья-то рука опустилась на его плечо. — Ведь я не ошибся, ты Фурукава?
Фурукава поднял голову. В первый момент он не понял, кто его остановил.
Из-под козырька спортивного кепи на Фурукава смотрели холодные глаза, с которыми никак не вязалась приветливая улыбка.
— Что, идет дело, да? Перед ним стоял директор Сагаоа.
— Что?.. — спросил Фурукава. Он всё еще никак не мог сообразить, о чем говорит директор.
— Однако ты стал молодцом! — Перекинув пиджак с руки на руку, директор опять дотронулся до плеча Фурукава. На мгновенье Фурукава вспомнил те времена, когда он работал на заводе Ои и когда на скуластом, коротконосом лице директора усы были еще совсем черными.
— Зашел бы как-нибудь ко мне на квартиру, в гости, а?
Было второе мая. Приближалось время обеденного перерыва.В фуражке, надетой козырьком назад, низко, чуть не к самому носу опустив подвесную лампу, Дзиро Фурукава, склонившись над резцом, напряженно сжимал рукоятку суппорта.
Так бывало с ним часто —увлекшись работой, он забывал обо всем на свете.Полуоткрыв рот и высунув кончик языка, он сосредоточенно работал. Еще вчера ему поручили нарезку винтов в три миллиметра в диаметре. Вот он отвел резец и выключил передачу.
Слушайте, рабочие всех стран, Как гремит победно песня эта...Когда работа спорилась, Фурукава, фальшивя, начинал напевать.Рабочие, видимо, еще находились под впечатлением вчерашней первомайской демонстрации перед зданием муниципалитета Окая — в разных уголках токарного цеха то и дело слышались голоса, напевавшие эту песню. Из трех тысяч рабочих города Окая от завода
Кавадзои в первомайской демонстрации участвовало пятьсот человек. Особенно заметны, были в рядах демонстрантов члены профессионального союза завода, среди которых было много комсомольцев. Тесно сомкнутые ряды работниц, одетых в одинаковые темно-синие куртки с красными розами на груди, явились, по общему признанию, украшением первомайского праздника города Окая.
— Фурукава-кун! Ты здесь? — донесся чей-то голос.
Но Фурукава не слышал. Он продолжал петь. Некоторые слова он не помнил и мурлыкал себе под нос мелодию:
— Трам-та-та-тум...
Здесь, в этом цехе, основная работа выполнялась на автоматах, обычные же токарные станки играли подсобную роль. Но на автоматах можно было изготовлять изделия только одного типа, а Фурукава всё время приходилось работать над различными деталями. То это были валы, такие длинные, что едва помещались между центрами; то попадались детали коленчатых валов, на обработку которых он тратил немало сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113