— Я буду настолькр дерзок...
Натуральный чудесный напиток, подлинный нектар, эта сливовица (нем.).
— Ну, что вы! Еще чего выдумали!..— прерывает матушка Сида. — Как это дерзок?! Мы ведь не совсем чужие, не какие-нибудь швабы...
— До свидания! Целую ручку, сударыня... целую ручку, мадемуазель,— и господин Пера поцеловал матери руку, а дочери вежливо поклонился.
— Прощайте,— ответила Юла и поклонилась, как обычно кланяются деревенские барышни, то есть немного вытянув шею на манер черепахи.
Гость ушел. Все остались довольны его посещением, особенно же той счастливой случайностью, что он застал Юлу за работой:
— До чего хорош и деликатен этот молодой человек! — восторгается матушка Сида.— И как складно говорит, будто по книге. Наша семинария может гордиться, что такую воспитанную молодежь выпускает. Деликатный юноша, точно в монастыре воспитан, в монастыре! — повторяет матушка Сида.— И как учтиво извинился! «Повредит, дескать, моей конструкции!» Насилу полчарки выпил! Бедный юноша, даже сам удивился, как на него подействовало.
— Ах, очень подействовало, ей-богу! Такая жалость! — насмешливо бросает отец Спира.— Где это видано, чтоб богослов пил ракию?! Подобные песни и я когда-то, помнится, распевал, а, Сида, вспоминаешь? А сейчас, ей-богу, сейчас...
— Вот еще что! И чего ты себя с ним сравниваешь. Его конструкция — и твоя!
— Э, вот еще выдумала!.. Конструкция! А знаешь ли ты, Сида, что тощие нильские коровы пожрали тучных? Видали, как выворачивался! Не знаю я богословов? Никогда не был в семинарии, не учился? Брось ты, Сида, ей-богу, плетешь как, как... Пьет и этот, напивается поди до зеленого змея, потому и худой такой, я тебе говорю.
— Ну конечно,— не уступает госпожа Сида.
— Брось, брось! Насквозь вижу таких притворщиков. Он как раз подобного сорта.
— Чего пристал, да еще при ребенке?! Юца, дитятко, не слушай отца... На него порой находит, не успокоится, пока не изведет, сердце и душа у него не на месте.
— Э, э, я свое сказал,— отвечал поп Спира.
И он не ошибался; опытного попа Спиру отнюдь не сбила с толку ссылка господина Перы на конструкцию. Господин Пера, как и всякий богослов, любил сливовицу. Сколько раз он распевал, потягивая сливовицу, ей же посвященный и так хорошо всем богословам известный тропарь: «Пресвятая мученица, препеченица». Пил он часто, и в одиночку и в обществе друзей, и нередко впадал «в меланхолию», как и всякий богослов.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой повествуется о том, как служанка Эржа явилась с рапортом к госпоже Персе. В ней же читатель предугадает конфликт, без которого любой роман не интересен
О приезде нового учителя узнали не только в доме попа Спиры, но и в доме попа Чиры, притом в тот же самый день и в тот же самый час. Так как в это село (как, впрочем, и во всякое другое) редко кто заглядывает, то и не удивительно, что тотчас же пронеслась весть о приезде долгожданного нового учителя. Служанка отца Чиры Эржа как раз в это время стояла у калитки, провожая своими маслеными глазками писаря Лацку, самого младшего и по годам и по службе, и ясно видела, как отец Спира вошел в свою усадьбу, пропустив вперед какого-то незнакомца. Не теряя ни минуты, она отправилась с рапортом к госпоже Персе.
— Ага, что я говорила! — сердито прошипела матушка Перса.— Этот мужлан уже подцепил его, негодник! — добавила она про себя и задумалась. Любопытство ее мучило, сама бы себя живьем проглотила, только бы узнать, что это за гость, как он выглядит и о чем у них идет беседа! Понаведаться сейчас, когда доят коров,— неудобно, да и смысла нет. Каиафа она, эта Сида, сразу догадается. Нет, не стоит! Что бы придумать? А что, если по-соседски, решилась наконец матушка Перса (как решилась бы всякая заботливая мать, у которой дочь на выданье, а опасность так близка), если срочно послать Эржу с поручением? Она все высмотрит и доложит.
— Эржа, упование мое,— кликнула ее матушка Перса,— беги скорей к Спириной матушке и передай ей: «Кланяется, мол, вам моя госпожа и просит одолжить нам только на одну ночь вашего кота». Скажи, что забежала, должно быть из соседского амбара, большущая крыса, натворила бог знает каких бед в чулане и изгрызла сапоги его преподобия, просто, скажи, сожрала их, остались одни ушки да каблуки. Так и передай и попроси, чтобы поймали и дали тебе этого кота, он мастак насчет крыс. Ну, беги сейчас же. Стой! Ты все перезабудешь, как те пробки. Значит, что я тебе сказала? Что тебе нужно передать? — допытывалась матушка Перса и заставила Эржу повторить все до последней мелочи. Никак без этого нельзя было обойтись: Эржа девица весьма рассеянная, потому-то госпожа Перса и попрекнула ее бутылочными пробками, которые она постоянно забывает в магазине у грека.
Вот что придумала матушка Перса — и, нужно признаться, неплохо. Возможно, кто-нибудь из читателей задумается, с сомнением покачает головой и спросит: «Как, разве у попа Чиры не было кошки? Разве попов дом со всем его богатством оставляют без такого сторожа?» Вопрос вполне уместен, но им не удастся сбить писателя, ибо он заранее заготовил ответ.
В этом доме был, конечно, кот. Но не повезло с ним отцу Чире. Несмотря на то что его преподобие с самых первых дней воспитывал кота в определенном духе, а именно готовил из него, так сказать, опору своего дома,— наперекор всему из него получилось нечто совсем другое, совершенно противоположное. С годами все больше и больше развивались у него дурные, пагубные наклонности. Он был вероломен. Из множества его пороков два были наиболее губительны: леность и воровство. Просто ужас, до чего он был ленив и сонлив!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94