Ссылается на плохое зрение, особенно, мол, в сумерках. Только в темноте он видит не хуже совы, уж я-то знаю... Сколько помню его, все он занимается спекуляцией. Не имеет ни жены, ни детей, хотя, по слухам, был женат трижды. Одну из бывших его жен я знаю... Говорят, все три не могли вынести его — терпели по полгода, потом уходили. В Дахане имел он приличный дом и обширный сад, однако подыскивал денежного человека, желая продать все это за хорошую цену и перебраться в райцентр, купить новый дом. Будет жить в райцентре — лучше устроит свои делишки, больше денег загребет: базар под носом, кругом магазины... Механика известная. Видел, из какой дали тащит вату в село? Потому что в раймаге ее нет, а спрос большой... Так вот, о доме его и о саде. Когда умер отец Назокат, он обратил свое имущество в деньги и переехал в дом матери Назокат, своей сестры...
— Умер отец Назокат?— прервал Фируз.— Когда?.. Я ничего не знал.
— Два года как.,. Разве тебя уже не было? Да, верно, ты как раз перед этим ушел служить.
— Он ведь нестарый был совсем.
— Сердце оказалось больное. Неожиданно умер, прямо в школе. Закончив урок, шел в учительскую, да не дошел. Похоронили с почетом — его ведь очень уважали...— Сафар помолчал, выбросил на дорогу окурок.— Так вот, скончался отец Назокат, и вскоре в их двор переехал Шариф, ее дядя, которого отец Назокат и близко к дому не подпускал. Объявил Шариф людям: мол, сестра постарела, да и к тому ж больная стала, разве можно ей одной оставаться! На самом деле у сестры двое взрослых сыновей — живут хотя и отдельно, да тут же, рядом... Конечно, мать одну не оставляют, помогают ей. В общем, сумел Шариф заморочить сестре голову и переехал в ее двор. Теперь же, не стесняясь людей, твердит, что, если б не одиночество сестры, ни за что не расстался бы с домом и садом в Да- хане... Одно слово — лиса. Сестра, а! Да он ее ни в грош не ставит. Теперь, похоже, только и ожидает ее смерти, чтобы стать владельцем дома. Вот такой у тебя сейчас односельчанин,,.
Ущелье хранило отрадную прохладу и тень, кустарник карабкался по скалам к небу. Машина, если поглядеть сверху, с обрыва скал, казалась маленькой черепашкой— вздрагивая, она медленно ползла по извивам дороги, будто остерегалась встречи с чем-то сильнее себя.
Сафар, в свою очередь, украдкой поглядывал на друга, понимая его волнение.
«Неужели до сих пор не забыл Назокат?»
Он был старше Фируза на три года. Когда Фируз после школы пришел в совхоз трактористом, они год работали вместе, подружились и не держали тайн друг от друга. И, конечно, Сафар знал о том, что было на сердце у товарища. Когда же Назокат неожиданно вышла замуж за теперешнего директора совхоза Наимова, видел, как Фируз пал духом, сделался молчаливым , избегал друзей...
Наконец машина вышла из ущелья на простор долины Санам, вести стало легче. Сафар расстегнул ворот рубашки, взглянул на друга.
— О чем задумался?
— Так... Скоро мать увижу. Постарела, наверное?
— Да нет! Недавно я заезжал к ней — говорит, мол, даст бог, женю сама не только Фируза, но и его сына будущего.
Фируз хмыкнул смущенно, помолчал и, решившись, спросил:
— Как Назокат? Видишь ее?
— Не забыл?
— Нет, не выходит. Не могу...
— Да-а,— Сафар вздохнул и сдвинул тюбетейку на лоб,— трудное дело...
— У нее... наверное, ребенок уже?
Сынишка. С этим... с Наимовым разошлась.
— Как?!— Фируз резко вскинул голову,— Как, разошлась? Когда?
— С год назад. Слышал — сама ушла от него. Но, говорят, развода еще не было. Словно бы Наймов желает примирения, надеется. Кто его знает, может, просто неприятностей себе не желает—директор все-таки.
...Это было как мгновенный обморок — мир на секунду сделался иным, и Фируз не мог сразу приспособиться. В глазах потемнело, но сердце глухо и сильно долбило, рвалось изнутри. Почувствовал слабость, холодок пробежал по спине. Сильно сжал одной рукой другую, боль прояснила сознание. Будто мелькнула искорка надежды — и улетела. В глазах застыло не то удивление, не то сожаление.
— Так что же, у матери теперь живет?
— Нет, одна, с сыном. Мать, рассказывали, будто и в дом не пустила: мол, если муж тебе не нужен, так и мать не нужна тоже. А потом, говорят, жалела. И правда, какая мать выгонит из дому? Похоже, это брат ее, Шариф, уверил, что если она не примет дочь в родительский дом, та вернется к мужу. Ведь Шариф, конечно же, старается для Наимова — заискивает, присосался к нему, особенно когда тот в директора выскочил. Однако Назокат к мужу не вернулась, Жила
одно время у русской учительницы, потом школа ей квартирку дала. Я ее, правда, только издали вижу. Работает.
— Не знаешь, почему ушла из дома Иаимова? Ведь сама избрала его...
— Как, почему? Узнала, значит, ему настоящую цену. Да и не только она одна узнала... Сейчас это уже не прежний Наймов.— Сафар достал пачку «Памира», предложил Фирузу:— Закуришь?
— Давай...
Машина, километр за километром, заглатывая серую ленту дороги, приближалась к райцентру.
— А в общем-то, дело ведь прошлое — чего зря горевать, а? В этом мире каждый получает, что суждено. Думай не думай — теперь уже поздно, Фируз. По правде говоря, давно уже поздно... Пора, давно пора забыть!
— Это только сказать легко.
Фируз несколько раз крепко затянулся и, словно ожидая помощи и совета, задумчиво посмотрел на родную гору Фархад. Ее остроконечные вершины, будто вырезанные неведомым великаном из одного голубоватого монолита, искрились в лучах предзакатного солнца.
Он принял из рук женщины подкову и...
Тут же проснулся.
«Сколько уже не приходила она во сне? И что это значит — увидеть подкову?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43