— Вот я сижу здесь среди вас, но гляжу я на человека, который на своем веку чего только не пережил. Пусть он расскажет чего-нибудь, тогда мы посмотрим, на что годится слепой со своими байками. Или послушаем конюшего Ионицэ, наверное, это будет занятнее.
— Тетушка Саломия,— спросил я,— что это за человек, о котором ты говоришь, будто он многое пережил на своем веку?
— Да ты его знаешь. Вот он сидит между монахом и чабаном.
— Да это же дед Захария, колодезник. Пока он тут сидит, он даже рта не раскрыл. Слепые тебе не нравятся, видать, нравятся немые.
— Не бойся, никакой он не немой. Выпить он любит, поэтому ему не до разговоров. Но если он расскажет, что с ним приключилось, ты ушам своим не поверишь!
— А что же с ним приключилось?
— Что приключилось? — вмешался и рэзеш, не зная, о чем идет речь.— С кем приключилось?
— Да вон с тем человеком, достопочтенный конюший,— ответил я,— с Захарией, колодезником. Это мне тетка Саломия поведала, что с ним приключился небывалый случай.
— Где же это?
— А пусть он сам расскажет,— предложила Саломия, и голос ее прозвучал неожиданно мягко.— Попросите его, чтобы он рассказал, что с ним случилось в лесу за рекой. Дядюшка Захария! — звонко окликнула она.
Колодезник повернул свою лохматую голову с всклоченной бородой.
— Чего? — отозвался он, словно из глубины колодца.
— Дядя Захария, почтенные гости хотели бы услышать, что приключилось с тобой в лесу за рекой, когда ты еще был парнем.
— В Пэстрэвень, значит.
— Там, там, дядя Захария, на поляне, да ты сам знаешь...
— На поляне, которая была и которой нету, потому что весь лес давно вырубили. Называли ее поляной Влэдики Сас.
— Слыхали? — произнесла Саломия, расплываясь в улыбке и отстраняя кружку, которую ей протягивал рэзеш.— Премного вам благодарна, достопочтенный конюший. Но потому как хвораю я, то вина в рот не беру. Вот ракию я пью. Могу и пирога откушать из того, что помягче, потому что не те у меня зубы стали, как раньше, и не могу я кусать все подряд, как бывало в молодости. Хороши пироги, ничего не скажешь, такие и я пекла. А теперь я, пожалуй, осмелюсь хоть губы обмочить в вине, особливо если оно не очень старое. Расскажи же, дядюшка Захария, что с тобой приключилось на поляне Влэдики Сас.
— А что там случилось? — нехотя переспросил колодезник.
— Расскажи про то, как тебя призвал к себе на двор боярин из Пэстрэвень и приказал найти воду на той поляне.
— Так, так,— подтвердил старик.— Призвал он меня и велел: «Найди мне воду и выкопай на поляне колодец. Этой осенью будет там большая княжеская охота, расположатся они на поляне отдыхать, потому и вода нужна».
Колодезник Захария умолк.
— Ну и что? — заинтересовался конюший.
— Вот и все.
— Как это все? — тряхнула головой Саломия.— Очнись, дядюшка Захария, расскажи все, как было: как ты пришел с боярином на ту поляну, как ты топал ногами по земле то в одном месте, то в другом, как высматривал приметы, ведомые только тебе. Потом ты вынул из-за пояса свой отвес, который никогда тебя не подводил, установил его на землю и стал смотреть...
— Стал я смотреть,-— подхватил Захария,— а боярин этот, Димаки Мырза, тоже вроде бы смотрит на отвес, только ничего не понимает. Вот с этим самым отвесом я воду нашел на поляне Влэдики Сас.
Дед Захария вытащил с левого бока из-за широкого пояса две круглые, соединенные между собой деревянные палочки, которые от старости блестели, словно их специально отполировали, и стал сматывать с них какие-то невидимые нити. При мерцающем свете костра блеснул серебряный шарик.
— Отвес этот сделан из кизилового дерева,—пояснил он.— Э-хе-хе! Кто знает, кем он сделан и когда! Достался он мне от стариков, которые тоже занимались колодезным делом. И не упомню, сколько с его помощью нашел я ключей и вырыл колодцев. И тогда на глазах боярина Димаки Мырза я отыскал воду на поляне. Вот так! — Что же потом было?
— Да расскажи ты, человече,— вновь принялась понукать его Саломия, поворачивая нос в сторону Захарии и хмуря брови.— Расскажи им, как топнул ты постолом и сказал: «Вот здесь, боярин, вода!» — «В этом месте?» — «В этом самом, боярин. Дай мне цыган с кирками и лопатами, распорядись привезти сюда двадцать возов камня и сложить его рядышком, выдели мне помощников, какие понадобятся, и напиши корчмарю, чтобы вина было вволю, а потом, глядишь, много времени не пройдет, как я позову тебя сюда с хрустальным стаканом, чтобы ты испил слезы земли».
— Все так и было,— подтвердил Захария.
— После этого боярин и говорит: «Быть по-твоему, копай мне колодец!» Пошел он с колодезником во двор и кликнул писаря, чтобы тот принес гусиное перо. Когда принесли гусиное перо, он потребовал чернил, столик и лист бумаги. Написал он корчмарю записку, которую просил у него Захария. А потом вызвал слуг и распорядился, чего каждому делать, сколько цыган отрядить землю копать, сколько человек послать камень возить, что нужно приготовить, чтобы мастер мог колодец выложить. Слуги все выслушали, поклонились до земли и стали пятиться задом, чтобы разбежаться в разные стороны выполнять приказания.
— Все так и было,— подтвердил Захария.— Боярин только прикрикнул на них: «Цыц!» —такая уж у него привычка была, и хмуро так посмотрел. Слуги в страхе божьем разбежались кто куда.
— Разбежались они,— подхватила Саломия,— а потом все сошлись в одном месте и в один час. Цыгане принялись кирками да лопатами землю копать, возчики возить камень и складывать его на лугу, а дядюшка Захария устроил подстилку из листьев, полеживает себе, смотрит на них да из кружки прихлебывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56