Естественно, что для занятий литературой в эту трудную пору у него почти не было времени.
Нужен был какой-то внешний толчок, резкая смена впечатлений, отключение от повседневных, достаточно утомляющих его дел, чтобы Петров-Водкин снова взялся за перо. Таким толчком стала предпринятая им летом 1921 года поездка в Самарканд в составе научной экспедиции, направленной в этот город для обследования состояния местных архитектурных и исторических памятников.
Можно себе представить, с каким энтузиазмом узнал Петров-Водкин о возможности принять участие в этой поездке! Это была для него вторая — после Северной Африки — встреча с Востоком, Востоком зноя, желтизны песков и волшебной бирюзы изразцов. Еще с дороги, из Москвы, он пишет жене: «Меня охватила жажда работы. Я полон красок и полотен».
Вместе с другими участниками экспедиции (среди них был его ученик по Академии художеств А. Н. Самохвалов, оставивший интересные воспоминания об этих днях3) Петров-Водкин прожил а Самарканде около четырех месяцев. Поездка полностью оправдала самые радужные его надежды. Средняя Азия оказалась пленительной: «Какой грандиозный вид! Какой воздух! Какое небо! Первый раз я вижу такое небо! Синяя чаша опрокинута над моей головой, цвета. .. бог знает какого цвета! Среди бела дня можно видеть звезды, такой он глубокий и густой»,— пишет он жене через две недели после приезда в Самарканд. А еще через полтора месяца, уже с головой втянувшийся в работу, вкусивший ее сладость с давно не испытанной силой, Петров-Водкин решает продлить первоначально более короткий срок пребывания в Самарканде до наступления осени: «Солнце [...] в этой стране совершенно разбудило меня. Давно уже я не работал так, как сейчас, особенно эти последние дни [...]. Я чувствую себя изголодавшимся по работе, мне не хватает часов, чтобы выполнить все, что я хотел бы сделать».
Свои впечатления от пребывания в сердце Средней Азии Петров-Водкин изложил в очерке «Самаркандия», имеющем подзаголовок «Из путевых набросков 1921 года», но фактически написанном в Петрограде в начале 1923 года.
«Самаркандия» — во всем! — книга художника. В ней обилие чисто зрительных впечатлений: точные цветовые характеристики плодов, одежд, мавзолеев и гробниц, кеба, пустыни, окружающих Самарканд гор и не менее точные пространственные определения связи архитектуры с ландшафтом. И здесь же— сведения о быте, местных обычаях, нравах. Философичное рассуждение соседствует с тонко наблюденной подробностью уличной жизни, глубоко личное перекрещивается в восприятии автора со стремлением ко всеобщности, тон то эпический, то лиричный. Но все увидено художником, и это придаст страницам книги подлинное обаяние. При всей неторопливости изложения маленький очерк необычайно насыщен. Секрет завидной емкости текста — все в той же острой художнической наблюдательности Петрова-Водкина, умеющего своей шероховатой прозой воссоздать Самаркандию такой, какой она представилась его неравнодушному взгляду.
Тогда же, в начале 1923 года, Петров-Водкин сделал превосходные иллюстрации к этому очерку. В четких формах перового рисунка он суммировал свои натурные карандашные наброски и акварели, а главное — свои яркие образные воспоминания о Самарканде и самаркандцах, о манящем его мире «бирюзового откровения». Эти рисунки принадлежат к числу лучших его графических работ.
Возможно, что «Самаркандия» так и осталась бы эпизодом в отошедшей, казалось, в прошлое литературной работе Петрова-Водкина, если бы во второй половине 1920-х годов на него внезапно не обрушился туберкулез легких, принявший в 1928—1929 годах тяжелую форму. На ряд лет художник был почти совсем лишен возможности заниматься живописью (пораженные легкие обостренно реагировали на запах масляных красок) и вынужден был ограничить свою педагогическую деятельность.
В связи с болезнью Петров-Водкин в самом конце 1927 года переселился: в славящееся своим здоровым климатом Детское Село (ныне, город Пушкин, под Ленинградом), где получил квартиру в знаменитом пушкинском Лицее. Как раз в это время здесь складывалась своеобразная колония писателей и деятелей искусства: в начале 1927 года в Детском Селе поселился В. Я. Шишков, в мае 1928 года А. Н. Толстой, там же жили композиторы Ю. А. Шапорин и Г. Н. Попов, литературовед и социолог Р. В. Иванов-Разумник. По воспоминаниям композитора и музыковеда В. М. Богданова-Березовского, Петров-Водкин стоял в среде детскоселов «несколько особняком, поддерживая связи больше с композиторами, чем с писателями».
У В. Я. Шишкова, с которым Петров-Водкин сдружился в эти годы, устраивались литературные «пятницы», завсегдатаями которых, кроме названных, были наезжавшие из Ленинграда О. Д. Форш, К. А. Федин, И. С. Соколов-Микитов, М. М. Пришвин, литературовед Б. М. Эйхенбаум, искусствовед Э. Ф. Голлербах и другие. По примеру Шишкова литературные вечера — «среды» — стали затем устраиваться и у Толстых. «Скоро в Царском будет литературная колония... Видимо, здесь начнется что-нибудь вроде «Озерной школы»,— шутливо писал Толстой еще накануне своего переезда в Детское Село.
Таким образом, со времени водворения в Лицей и особенно — с обострения болезни, заставившей его сократить до минимума поездки в Ленинград, Петров-Водкин оказался в новой для него среде. Издавна тяготевший к литературе, он постепенно сблизился с кругом писателей-профессионалов и ученых-литературоведов, собиравшихся у Шишкова. Это было то избранное в интеллектуальном и духовном отношении общество, к которому Петров-Водкин всегда тянулся. Выдающийся талант художника и в высшей степени своеобразный и острый ум делали его интереснейшим собеседником, желанным в любом об:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92