Крупнейший художник, Петров-Водкин был вместе с тем и талантливым, самобытным писателем. К литературе он тяготел с юности, почти с детства, прошедшего на берегу Волги, в Хвалынске, маленьком городке Саратовской губернии. Начинал Петров-Водкин, как водится, со стихов, самые ранние из которых сочинял еще до поступления в городское училище. С 1896—1897 годов он все больше времени и внимания уделял прозе — писал рассказы, затем повести и пьесы. Художественные достоинства этих его литературных опытов не велики, хотя «опытами» их называть, вероятно, не стоит, так как в конце 1090-х и в первой половине 1900-х годов писал он много и систематично: к этому времени относятся несколько повестей, не менее десятка пьес и около двадцати рассказов. Кроме одной пьесы — «Жертвенные» — и нескольких рассказов, все ранние литературные сочинения Петрова-Водкина не были опубликованы и остались в рукописях. Многочисленные черновые варианты свидетельствуют об упорной работе молодого автора, о серьезности его отношения к этим своим занятиям. В то же время рассказы, повести, пьесы Петрова-Водкина говорят о его писательской незрелости, которая проявляется в невольном, быть может, следовании журнально-литературной моде тех лет. Не знаешь, чего в них больше — метерлинковщины или просто юношеской экзальтации. Что касается Метерлинка, то косвенное признание влияния знаменитого бельгийского символиста на Петрова-Водкина — литератора можно найти в письме художника к матери из Парижа (1906 г.): «...скоро предстоит познакомиться с моим любимым […] писателем, в России меня даже упрекали подражанием ему в моих первых вещах (его имя Метерлинк)».
Увлечение писательством было столь велико, что в течение первого года жизни и учения в Париже и даже в трехмесячном путешествии по Северной Африке Петров-Водкин находил время — неизбежно отрывая его от занятий живописью и рисунком — для упорной работы над пьесами.
Вскоре, однако, наступил перелом, вернувший Петрова-Водкина на стевю живописца: «К худу или к хорошему, со мной произошел поворот в сторону живописи, и литература осталась в стороне, по крайней мере за последнее время»,— писал он матери из Франции в сентябре 1907 года. И действительно, с этого времени Петров-Водкин несколько отходит от литературы (хотя никогда не расстается с ней окончательно) и сосредоточивается на живописи. В предреволюционное десятилетие он порой возвращается к переработке или доработке своих старых рукописей, но новых больших вещей не пишет. Лишь дважды, кажется, выступает в эти годы Петров-Водкин в печати. В первой книге казанского литературно-художественного сборника «На рассвете» (1910) был помещен очерк-рассказ «Поездка в Африку». Датированный весной 1910 года (буквально: «1910-я весна»), он завершается пометкой «конец первой части», однако продолжение его не публиковалось и не сохранилось в рукописи, возможно,— вообще не было написано. По форме «Поездка в Африку» — путевой очерк, по сути же — скорее литературный рассказ, опирающийся, надо полагать, не только на память автора (он написан через три года после его поездки), но и на какие-то дневниковые или иные записи, сделанные по свежим впечатлениям. «Поездка. . .» отмечена характерной для определенного слоя литературы начала века усложненной стилистикой, велеречивостью, риторической многозначительностью. Но сквозь всю эту внешнюю декоративность прозы проглядывает острая наблюдательность художника, пожалуй даже большая, чем в этюдах и набросках, выполненных им в Африке маслом, акварелью, карандашом. Словом, не очень, в сущности, значительный по содержанию очерк-рассказ «Поездка в Африку» вносит свою немаловажную лепту в общую характеристику Петрова-Водкина — литератора.
В 1914 году вышла в виде отдельной книжки с многочисленными иллюстрациями автора детская повесть Петрова-Водкина «Аойя. Приключения Андргоши и Кати в воздухе, под землей и на земле». Появление этой книжки становится легко объяснимым, если обратиться к воспоминаниям современников, рисующим Петрова-Водкина человеком, любящим детей и пользующимся их полным ответным довернем, увлекательным рассказчиком-импровизатором историй, предназначенных для детских ушей. Так, А. А. Шмидт, дочь старых друзей Петрова-Водкина — архитектора А. В. Холопова и художницы В. Д. Новодворской,— пишет о нем, вспоминая свое детство: «Он всегда с таким интересом расспрашивал меня обо всем и сам любил рассказывать. И чего он только не рассказывал! Не сказки, нет, он сам придумывал и рассказывал невероятные приключенческие повести. Это были рассказы о путешествиях по морям, о необитаемых островах, о таинственных явлениях в природе. Герои его повестей попадали в какие-то загадочные подземелья, встречались с фантастическими чудовищами, или их брали в плен дикари. ..» Такого рода приключения мальчика и девочки и изложены в этой книжке, имевшей настолько очевидный успех, что спустя несколько лет, в 1922 году, предполагалось ее переиздание (так, впрочем, и не состоявшееся), для которого автор сделал новые рисунки.
Годы первой мировой войны — время быстрого роста и окончательного созревания Петрова-Водкина — художника, время кристаллизации самых драгоценных качеств его искусства. Эти годы он целиком отдает живописи, чувствуя и ней истинное свое призвание. Несколько первых лет революции Петров-Водкин делит между искусством, общественной и педагогической деятельностью, давшей выход годами копившемуся в нем стремлению к созданию собственной школы с разработанной системой художественного образования молодежи, «чтоб воспитать и создать хорошего человека, чтоб не повторялись людские заблуждения».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92