» И клянусь всеми святыми, ты дашь ему такой ответ: «Выходит, до сих пор я был для тебя львом, а теперь я лисица? Но покуда я был Васаком, я был исполином, правая моя нога попирала одну гору, а левая — другую. Когда я переносил тяжесть своего тела на правую стопу, правая гора уходила в землю, а когда на левую - в землю уходила левая гора». Я заставлю Шапуха спросить: «Ну-ка скажи, что еще за горы попирал ты своей пятой?»
И я не лишу тебя удовольствия дать ему такую отповедь: «Одна из них - ты, другая - греческий государь».
Вот бы узнать, спарапет, что творится нынче в Армении. Я стосковался... И смешал свою тоску с твоей... По-прежнему ли глубоки еще теснины и высоки ли, как прежде, горы ? Цветут ли по весне абрикосы ? Дурманят ли, как встарь, свежие запахи сенокоса? Безошибочно ли находят армянское небо возвращающиеся с чужбины птицы? Рожают ли еще молодухи мальчиков? Приумножается ли племя армян? Сотрясают ли землю дружные пляски простолюдинов? Достигает ли божия слуха мольба армянина? Суровы ли, как бывало, зимы и знойны ли летние месяцы? Переносит ли меч воина передышку, пусть и недолгую, не рвется ли из ножен ? Прочным ли остается чудодейственный союз человека и металла? И где она теперь, Армения, что из себя представляет? Что у нее север и что - юг, где ее восточные рубежи и где западные? Кто ее царь? И есть ли вообще такая страна? Эх, спарапет, я задал тебе вереницу бессмысленных вопросов. Конечно же есть, конечно же по-старому, точь-в-точь как прежде, и нелепость этих вопросов лишь усугубляет мою боль: все как раньше, нет только нас с тобой. Без нашего участия крестят новорожденного и нарекают ему имя. Одерживают новые победы над врагом, недосчитываясь в боевых порядках нас. Ты бы не хотел сейчас стоять в строю самым незаметным ратником? Даже в разгар войны находится просвет для того, чтобы сыграть свадьбу, но нам не повеселиться на ней. Супостат разрушает, армянин же строит сызнова, но ни мне, ни тебе не дано видеть этого. Подчас, должно быть, нас с тобой вспоминают, но нас нет как нет...
Подумать только, никто мне и не предлагал бежать... Просто стражники ходят по застенкам и разносят еду. Их голоса сбили меня с толку. Я никогда не съедаю до конца того, что мне дают, спарапет. Непременно оставлю немного на твою долю. Хочу тебя убедить, что ты все еще жив.
Сегодня я не стану пить причитающейся мне воды. Хорошенько почищу тебя. И меня все время будет подмывать дотронуться до твоего кармана. В надежде найти и взять на память какую-нибудь смастеренную тобой деревянную безделушку. Но знаю, что так и не дотронусь; я боюсь, спарапет,— а вдруг карман пуст...
Ты частенько просишь рассказать о твоем сыне. И всякий раз, слушая мои рассказы, гордишься доблестными его деяниями. Особенно тебя взволновало, что спарапет Мушег захватил в плен Шапухов гарем и не только не отдал шахских жен и наложниц на поругание, но и, разместив на по-
возках, отправил в Тизбон. А Шапух, пораженный благородством спарайета, поднял за него чашу на пиру и воскликнул: «Да выпьет с нами всадник на белом скакуне», — ибо конь под Мушегом белый. Шапух повелел изобразить на своем кубке Мушега верхом на коне, ставил перед собой этот кубок во время пиршеств и поминутно твердил: «Да выпьет с нами всадник на белом скакуне».
Как-то раз молодой спарапет пленил одного из союзников Шапуха — албанского царя Урнайра. Но только ударил его по голове древком копья и отпустил восвояси. И знаешь почему? Потому что не счел себя вправе равняться с человеком, который носит корону. Урнайра мог пленить лишь венценосец. А Мамиконяны — ты слышишь, спарапет? — Мами-коняны глубоко чтят венец, даже возложенный на врага.
То есть... То есть Мушег допускает такую же ошибку, как и его предки. Сражается с бесчестием честью, наивно полагая, что в этом сила армянина. А ведь это наша слабость, спарапет. Свидетели тому и я, и ты, и крепость Анхуш, и эти оковы... Всем нам мешает недостаток мужества. Избыток человечности. Обожествление нравственных побед.
Моя клетушка, должно быть, в конце коридора. Чем иначе объяснить, что они вечно приносят еду с опозданием? Иной раз до того оголодаешь, что боишься проглотить заодно и твою долю... Какой бишь нынче день? Какой месяц? Какая пора суток? Прошу-прошу — все равно не говорят. Может, из-за того, что я обращаюсь к ним по-армянски, а они не понимают?
Наконец-то у меня появилось время потолковать с самим собой. Давненько я с собою не встречался, не водил дружбы. Ну, привет тебе, Аршак! Как ты? Жив-здоров? Раз ты голоден, голоден так, что рябит в глазах, стало быть — жив. И на том спасибо. Радуйся и пой осанну всевышнему.
А теперь я расскажу тебе о своем городе. Слушай внимательно, это очень важно. Я расскажу не о городе, который погиб, а о новом Аршакаване, что снится мне еженощно.
В моем новом городе новорожденные в первый же день, едва явившись на свет, отправятся на охоту и все до одного подстрелят по дикому барану, изжарят и съедят. Навалят в лесу деревьев и выстроят себе жилье. В моем новом городе будут рождаться богатыри, клянусь тебе этими оковами, Ар-шакуни Аршак...
Страшно хочется пить, спарапет. В горле першит — очень уж разговорился. Не обижайся, если я выпью воду до дна.Завтра я непременно тебя искупаю. Даю слово, завтра — никаких отлагательств и отсрочек. Когда человека мучает жажда, он обязательно проливает воду на себя или же на пол. А вот когда жажда не особенно докучает, не пропадает ни капли. Видишь, сколько пролилось? Понял теперь, как мне хотелось пить?
Цепь коротка... Коротка, коротка! Это звено слабеет. Надо бы остеречь их... Сделаю где-нибудь заметку, не то забуду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148