— Мы должны добиться такого положения, чтобы каждый работник, на каком бы посту он ни трудился, осознал свою личную роль в деле повышения эффективности производства и эффективного использования материальных и финансовых ресурсов».
«Эффективность и качество, эффективность и качество»,— механически повторял Ваарик.
Поняв окончательно, что сегодня он не в силах сосредоточиться на докладе, Ваарик снова взял в руки газету. Теперь он осторожно развернул «Рахва Хяэль» и скользнул взглядом по заголовкам. Опять ничто не привлекло его внимания. Он стал читать «подвал», но так и не сдвинулся с первого столбца. Сложил газету и засунул ее в карман пиджака. Переменил положение. Откинулся на спинку кресла и вытянул ноги. Носками ботинок задел пятки сидящего впереди инструктора райкома, тот всегда подбирает ноги под стул. Иные психологи утверждают, что такая поза свойственна скромным, даже робким, людям и скрягам, кажется. Рийв и в самом деле человек скромный, но не робкий, только недавно он резко критиковал их министра, а министр давно завоевал широкое признание и авторитет. Ваарик немного подтянул ноги обратно.
Феликс Кийстна опять вынул зеркальце и украдкой разглядывает лицо. И в этот раз ковыряет свой прыщ.
«У каждого человека свои заскоки», — подумал Ваарик.
Что же все-таки пишет Саигсспп? Если Сангсепп не выступит, то поистине Савл стал Павлом, раньше у него никогда не хватало терпения высидеть спокойно на собрании. Ваарик успокаивал себя, что сегодняшнее совещание не чета студенческим сборищам, степень организационной подготовки несравненно выше.
И все-таки тревога его росла.
Тут Ваарик услышал шепот, что в буфете продается чешское пиво, и у него мелькнула мысль, не купить ли его про запас. Чешское пастеризованное пиво хранится долго, было бы здорово попотчевать им в бане друзей, поддав сначала хорошенько пару. У Ваарика стало привычкой приглашать друзей в свою баню, своей он называл институтскую, строительство которой в подвале служебного здания потребовало от Ваарика много усилий и изворотливости: банк заартачился... Ящик пива пригодится как нельзя лучше. В старину говорили не «ящик», а «корзина»: корзина пива. Тогда пиво транспортировали в деревянных, теперь в картонных ящиках.
По залу прокатился шумок.
Георг Ваарик очнулся от своих мыслей. Полноватый мужчина слева от него, профсоюзный деятель, председатель какого-то комитета, наклонился к нему и спросил шепотом:
— Что он сказал?
— Прослушал,— признался Ваарик. Профсоюзный деятель был человеком понятливым, с ним можно было не хитрить, к тому же от него ничего не зависело.
Они улыбнулись друг другу.
Из нагрудного кармана профсоюзного деятеля торчали колпачки шариковых или авторучек. Три тупых блестящих кончика.
Взглянув снова на Саигсеппа, Ваарик обнаружил, что тот бросил писать и внимательно слушает докладчика.
Ваарик решил узнать в перерыве список выступающих. Если там имя Сангсеппа, то...
Конец доклада Ваарик также проспал. Он, конечно, не задремал — такого с ним на собраниях еще ни разу не случалось, — просто его мысли были заняты другим. Он не размышлял над какой-нибудь одной определен-» ной проблемой, как это нередко случалось на совеща* ниях, не представлявших для него никакого интереса. Сегодня его мысли бродили сами по себе, они никая не хотели подчиняться контролю сознания. Какая толы ко чушь не лезла ему в голову! Именно чушь — обрывок отсюда, другой оттуда. Чаще всего констатация каких-то фактов и какие-то отрывочные воспоминания, возникавшие без всякой связи и тут же исчезавшие. Калейдоскопическая мешанина. Появилось ощущение, что он находится невесть где, только не в хорошо освещенном зале заседания — так далеко увели его от действительности мысли, вышедшие из-под контроля. В зал его вернули аплодисменты. Он тоже захлопал. Он уважал порядок и обычаи.
Объявили перерыв.
Георг Ваарик не спешил встать и покинуть зал. Ему не нравилось пробираться в толпе и толкаться в дверях, а тем более — мчаться сломя голову в буфет, он считал, что люди должны вести себя достойнее. Сегодня он прямо-таки боялся прикосновения чужих тел, будто его кожа и в самом деле превратилась в оболочку мыльного пузыря или воздушного шара. Он подождал, пока толпа в проходе не поредела, и только тогда поднялся.
Лестница и просторный вестибюль кишели людьми.
Георг Ваарик здоровался со многими, его тоже приветствовали. Все было как обычно. Перекинулся с двумя-тремя знакомыми дежурными фразами, но глазами искал кого-нибудь из организаторов совещания, чтобы узнать имена выступающих. Заметив в руках незнакомой женщины необыкновенно длинную металлическую спицу, Ваарик оцепенел. Но постарался взять себя в руки и направился в буфет. «Боже милостивый,— подумал он испуганно,— со мной действительно что-то происходит». Потом про себя принялся ругать незнакомую женщину. Прийти на совещание с вязальной спицей! Домашняя хозяйка — вот она кто, а не передовик производства, и тем более не руководитель.
Вдоль прилавка буфета извивалась очередь, очередей Ваарик не выносил еще больше, чем сутолоку. Хотя для продажи бутербродов, булочек, кофе и прохладительных напитков были установлены дополнительные столы, люди толпились и вокруг них. Ваарик в очередь не встал, он решил вернуться в буфет после перерыва, чтобы спокойно выпить чашку кофе и съесть бутерброд с семгой, семгу он любил. Как и севрюгу и осетрину, а также местного лосося. Лосося особенно. Семга выглядела свежей и аппетитной, жаль, что в буфете не продают водку, семга вкуснее всего именно к водке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98