Неужели не понятно?
— Ты, Николай, угомонись! — Услыхав спокойный
голос старика, Тогойкин сник и медленно опустился на место.— Успокойся, друг! Олени-то ведь бродят в лесах. Это тебе не лошади, что стоят на привязи. Да подготовиться еще надо.
— А тебе выспаться следует, отдохнуть,— сказал Тимофей.
— Но ведь я сюда не отдыхать пришел!
— Не поспишь — не сможешь вести людей.
— Смогу!
— Пустое, друзья! — тихо протянул старик.— Человек на лыжах сквозь чащобы прибыл. По его пути не пройдут олени.
— А тогда кто же поведет?
— Вот был бы большой Семен...
— Э! — Тимофей нетерпеливо махнул рукой.— Он ведь на войне. Из тех, кто здесь?
— Никто,— уверенно отрезал старик.
— А Прокопий?
— Э-э! Да он же дальше, чем за десять верст, и не ходил.
— Вот, значит, где главная помеха! — Тимофей насупился.— А если кое-где прорубать лес?
— Опять пустое говоришь! — властным голосом перебил старик сына.
У Тогойкина на миг затуманилось создание. Потом лихорадочно закрутились мысли. Как быть? Махнуть на хорошем коне в районный центр? Позвонить в город? Или как можно скорее идти самому обратно к своим, чтобы сообщить, что он дошел до людей, что все будут спасены?
А старик спустил с колен внучку и, склонив голову, тихо заговорил:
— Путь лежит через Березовую и Веничную пади. Там выходишь прямо к Лиственному мысу, затем надо проехать под горой Крутой, потом впадину Ноху и Старой дохи и спуститься вниз по пади Травянистой. Как пересечешь равнину Раздольную, так сразу и найдешь их.
Николай и Тимофей, ничего не понимая, не спускали со старика глаз.
— Отец! — с неожиданной нежностью в голосе произнес Тимофей.
— Что тебе? — А не попробовать ли тебе самому поехать с ними?
— Попробовать, говоришь?
— Ты выдержишь такой путь?
— Однако я бы и теперь еще...— не договорил старик и подмигнул сыну.
Тот посмотрел на Николая, и оба улыбнулись.
Рослая женщина болезненного вида внесла старый медный самовар, поставила на стол мерзлую чехонь и холодную отварную зайчатину.
— Уж чем богаты! — проговорил Тимофей, очевидно успокаивая жену, смущенную скудостью стола, на котором не было хлеба. Отхлебывая крепкий, терпкий чай, судя по вкусу — из сердцевины березы, Тимофей с недоумением пробормотал: —А малец-то, видно, так и не позвал людей. Или в правлении собрались, что ли? — Он встал и начал натягивать на себя старую солдатскую шинель.
— А где. правление? Я сбегаю...— предложил Тогой-кин и вскочил.
За дверью словно только этого и ждали. В дом ввалилось сразу с десяток мужчин. Длинный и худой пожилой человек в короткой пыжиковой дошке, перетянутой красным сафьяновым ремнем, в косматой круглой шапке из длинношерстной росомашьей шкуры подошел к Тогойкину и, сутулясь, поздоровался, крепко сжимая руку. Важно откашлявшись, он представился:
- Секретарь Мотыльковского сельского Совета Егор Сергеевич Джергеев.— И сразу затараторил: — Председатель сельсовета товарищ Матвеев и секретарь колхозной партийной организации товарищ Трофимов вчера отбыли в район с отчетом: все, мол, возможности разыскать вас исчерпаны. Здесь пока работаем мы вдвоем с товарищем Тимофеем Ивановичем Титовым. Я поздравляю вас от имени Мотыльковского сельского Совета, колхозной партийной организации, правления колхоза «Рост» и от себя лично!..
Тогойкин хотел поблагодарить его, но, видя, что люди посматривают на своего секретаря насмешливо, воздержался.
Тимофей, распахнув шинель и опираясь на стол рукой, начал тихо говорить:
— Так вот, товарищи... С того самого пропавшего самолета пришел человек. Самолет упал в ста километрах отсюда, в безлюдной тайге...
— Я ведь все время старался всех убедить, что они где-то очень далеко отсюда! И никто не слушал.— Джергеев покашлял, и что-то затрещало и забрякало у него во рту?— Сколько времени пропало впустую, какой ущерб нанесен народному хозяйству! За это целый ряд определенных товарищей должен быть привлечен к ответственности! И это в то время, когда идет Великая Отечественная война, когда...
— Постой-ка!..— прервал Джергеева председатель.— Оба летчика погибли, из оставшихся девяти человек четверо тяжело ранены. Люди без еды, без одежды, ничего, кроме снега, вокруг.—Тон Титова становился тверже, появились даже командирские нотки.— Незачем тратить время на ораторскую трескотню, надо срочно спасать людей. Немедленно собрать и согнать всех оленей колхоза. Готовить нарты к дальней дороге.
— Значит, люди сами ке смогут, не в состоянии выбраться. Значит, надо отсюда ехать за ними, тогда, значит...— промямлил пожилой черноусый мужчина, сверля Тогойкина своими круглыми черными глазами.— Где же это место и как оно называется?
— Очень широкая травянистая низина со многими падями и ручейками... — торопливо начал рассказывать Тогойкин, но опять забыл название местности и посмотрел в замешательстве на старика.
— Они там, в верховьях пади Еловой, что идет от низины Раздольной, на краю узкой полянки Ерники. В тех местах давно не бывал человек!.. Может, ты, Кирсан, и слышал про те края...— Старик Иван говорил так, будто сейчас видел и местность эту и людей, попавших в беду.
— Откуда мне знать! Никогда я там не был и слыхом не слышал.— Кирсан почесал затылок.— Наверно, товарищ из райкома знает.
— О ком это ты, Кирсан?
— А, да вот о нем я,— Кирсан показал на Тогойкина.— Или ты приезжий?
— Да я с того самолета! — почти прокричал Тогойкин, стараясь перекрыть поднявшийся дружный смех.
— Вот оно что. А я, значит...— И Кирсан, застеснявшись, осекся.
— Товарищи! Смех и шутки надо кончать! К такому делу следует отнестись со всей серьезностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102