Автопортреты Рембрандта — это высшее художественное мастерство. Это изумительный роман о жизни в золотистом свете и красках. Каким дерзким был он вначале, когда предстал перед нами с юной женой на коленях! Какое высокомерие в его автопортрете, где он в шляпе со страусовым пером! Никогда не забуду эту фламандскую широкополую шляпу. Впервые примешивает он здесь к краскам золотистые тона осенних листьев. Вероятно, он был тогда моих лет. А как скорбно скрестил он руки на груди в здешнем музее! Помйите этот портрет? В лице появилась одутловатость. Волосы всклокочены, глаза печальные. Нос раздулся. Какая беспомощная усмешка на его предпоследнем автопортрете! А на этом, в Лондоне, даже слез уже нет. Только бесконечная человеческая тоска.
Жена его испуганно возражает: не надо думать об этом.
— Я вспоминаю, как хохотал до упаду над фотографиями и дагерротипами в семейном альбоме нашего княжеского рода. Подумаешь невидаль, думал я. Умер дядюшка? Умерла тетушка? А чего стоят людоедские фотографии умершей сестрицы в гробу? Княжна Репнина! Но теперь я понимаю, все это не более как невольное и глупое фотографическое подражание Рембрандту. Роман написан костлявой рукой смерти, но, собственно, это и есть повесть человеческой жизни, другой у нас нет. Происходит метаморфоза. Всем известно, чем она заканчивается.
— Ники, перестань, не думай об этом.
— Посмотришь на себя вот так в зеркало, и видишь, какие смешные шляпы мы носили. Помнишь, Надя? У французов в семейных альбомах целые коллекции снимков от унтер-офицеров артиллерии до генералов. И все покойники. Говорят — пали смертью храбрых на поле брани. На самом деле их унесло вихрем времени. Некоторые умерли от простатита. Все в разных головных уборах и мундирах. С султанами из перьев.
Декламации Репнина на эту тему вселяют в его жену суеверный ужас. Страх перед волей богов. Перед поисками нечистой силы. Она согласна, все это надо продать. Вернее не продать, а подарить. Продавать все это — не к добру. Подарить кому-нибудь из местных бедняков. Например, разносчику угля.
Она напомнила ему о выходке генерала Драгомирова, который воскликнул в первые дни после их прибытия в Лондон, что следовало бы им облачиться в свои потрепанные мундиры и драные шинели и в таком неприглядном виде пройти под окнами королевского Двора, который отступился от них точно так же, как отступился он от своего родственника, царя, союзника. Для англичан это был бы велич1айший позор.
Репнин считал предложение генерала пустой затеей.
Устрой они такую демонстрацию, они бы беспрепятственно прошли перед дворцом в сопровождении полиции, а газеты написали бы, что это были немецкие наемники из Крыма. За создание беспорядков на улице они были бы подвергнуты умеренным штрафам. В парламенте был бы поставлен вопрос о том, каким образом в Лондоне очутились генералы царского режима, отказавшиеся продолжать войну с немцами и таким образом предавшие Англию и Францию. Слава Богу, им пришла на помощь великая демократическая Америка! Леди Мэри предложила бы им приют и содержание в доме призрения. (Оппозиция при этом подняла бы крик, что они отказались зарабатывать хлеб насущный своими руками — честным трудом.)
Его апатия и пессимизм обескураживают несчастную женщину, только было поверившую в лучшее будут щее. Она с самого начала говорила — необходимо было убедить Сазонова, Шульгина, Волконского выступить перед официальными кругами с требованием оказать поддержку тем, кто прибыл сюда из Крыма, Керчи и Одессы после кровопролитных сражений. Неужели Британская империя не устыдилась бы?
— А чего должна стыдиться Британская империя? — иронично поддевает ее муж.— Шеф правительства лорд Керзон еще в то время, когда мы находились в Крыму, советовал нам пойти на капитуляцию. Куда им, нескольким маразматическим русским старикашкам, тягаться с Английской империей? Лично я,— продолжает он,— восхищаюсь англичанами. России следовало бы многому поучиться у Англии. Вся Англия не что иное, как большая страховая контора.
Жена упрекает его со слезами в голосе:
— Неужели только это и осталось от всего твоего прежнего восхищения Англией? Ведь ты рвался попасть в Лондон вместе с поляками, когда город горел, когда вокруг нас пылали пожары изо дня в день! Ты кидался тушить зажигательные бомбы. Словно бы это ордена сыпались с неба.
— Мой отец был англоман. Я, Надя, мечтал о Лондоне с детства. Что же касается бомб, то я хотел увидеть их вблизи. И мертвых хотел видеть вблизи.
— Ты ни одной ночи не соглашался провести где-нибудь за городом. Не мог покинуть город, когда его бомбят. Я, мол, русский офицер. Тебе непременно надо было делить с Лондоном и горе и радость. А сколько англичан бежало в Канаду и в Америку, и никто об этом не вспомнил. Ты меня заставил остаться в квартире рядом с бензозаправкой. Почему ты им сейчас не напомнишь все это, почему йе скажешь, что мы были с ними во время войны?
Тут ее муж срывает с себя черную, шелковую, высокую шляпу, словно на голове у него был старый дырявый котелок дурака. И, садясь на постель, мягко говорит жене:
— Надя, пойми, когда война закончилась, нас не спрашивали, кто был с ними, а кто нет.
Все же он обещает завтра утром сходить к полякам и потребовать работы. Любой работы. Правда, он не сомневается, это будет напрасно. Англичанам нужны только те, кто может быть им полезен — «useful».
В бедной необразованной среде семейные перепалки и споры чаще всего заканчиваются слезами и бранью. Но в какие только дебри не заводили дебаты русских эмигрантов той поры! И длились они до рассвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241